— Пришел ли в память-то? — спросил солдат, прогоняя видения. Он нагнулся и заглянул в открытый, осмысленный глаз узника. — Ну и ладно... Вота водицы испей... — Он поднес к губам Федора кружку и ловко влил ему в рот воду, заставив сделать несколько глотков. — И ладно, и гожо́... — приговаривал сиделец, подгребая к голове его солому и поправляя подушку под ухом. — Таперя на поправку пойдешь. Женка у тебя ладна, хоша и брюхата. Коим робеночком-то?.. — спросил он вдруг.
И Федор также вдруг, неожиданно для себя ответил шепотом:
— Шестым...
— Знатна фамилия, — с уважением произнес солдат. — Тепло ль тебе?.. Это вить она, жона, трех ярок для поправления, значит, здоровья тебе и сотоварыщам твоим, а нам на приварок Христа ради пожаловала... Только-только вот забили. Я тя и прикрыл шкурой-то ейной, ишшо теплой. Днесь полегчает...
«Дарьюшка... — смигнул наполнившую глаз слезу Федор. — Умолила-таки, привела овец-то».
Это было старое и давно испытанное средство лечения — свежеснятая кожа с овцы ли, с теленка ль... Она знала о том, — от кого? Небось от Семена... Соймонов вспомнил вдруг особенно ясно, как заслонил его старый солдат от сабли персидской на Каспии и как та сабля разрубила ему, Семену, лицо. Сколько времени тогда он, молодой капитан, возился с раненым, а потом взял его к себе, сперва денщиком, после — в услужение...
Спустя месяц колодник Федька Иванов, приведенный за караулом в Тайную канцелярию, ознакомился и подписал указ с предупреждением, чтобы он, Иванов,
А еще три дня спустя, июля 30‑го 1740 году лейб-гвардии Семеновского полка капрал Алексей Бражников получил в той же канцелярии инструкцию с подорожной. Повелевалось ему, капралу Бражникову,
Выдано было капралу на пропитание ссыльного во время пути шесть рублев двадцать копеек, и в тот же день, на пяти ямских подводах с тремя караульными солдатами, двинулся означенный капрал Бражников в дальний путь, сопровождая бывшего «доблестного российского флота служителя, а также обер-прокурора Сената, генерал-кригс-комиссара и вице-президента Адмиралтейской коллегии, вице-адмирала» Федора Ивановича Соймонова, а ныне «безсовестнаго клятвопреступника и богомерзкого злодея», лишенного всех прав состояния подстражного арестанта Федьку Иванова, имевшего от роду сорок восемь лет.
Федор Иванович недолго пробыл на каторге. Усилия верной Дарьи Ивановны и обстоятельства очередного «смутного времени» возвратили его домой. Он был, пользуясь терминологией нашего времени, реабилитирован, но жил в опале. А потом вдруг... Сколько таких «вдруг» было в его жизни. Он снова оказывается в Сибири, но на этот раз не колодником, не каторжным, а губернатором огромного края, страны-колонии, еще только осваиваемой, заселяемой.
Дальнейшая его жизнь проходит на фоне кратковременного правления хорошо знакомого нам Бирона, свергнутого и арестованного Минихом, регентства Анны Леопольдовны за малолетством несчастного Иоанна Антоновича. Вы ведь помните худосочную принцессу, которую била по щекам ее коронованная тетка?.. Затем следующий дворцовый переворот посадил на трон не совсем законнорожденную дщерь Петрову Елисавету. Ей наследовал Петр Третий. И, наконец, в результате очередного переворота — Екатерина Вторая. И все это бурное и буйное время простой русский дворянин Федор Соймонов служил в меру своих сил престолу, служил России.