Жизнь и свобода. Автобиография экс-президента Армении и Карабаха

Результаты меня раздосадовали. По количеству людей, собиравшихся на мои митинги, и по их настроению мы ждали других результатов. А цифры по некоторым округам меня даже озадачили. Что ж, будем готовиться ко второму туру. Ночь выдалась бессонная, и я собрал в комнате актив штаба, чтобы подвести итоги дня, поблагодарить и отпустить всех отдохнуть. В процессе обсуждения результатов начались разговоры о том, что еще чуть-чуть, и мы бы получили нужные проценты – может, на каких-то участках неправильно посчитали? Может, стоит пересчитать? Смысл подобных предложений сводился к тому, что надо найти возможность дотянуть результат до необходимых цифр и закончить выборы за один тур – то есть нарисовать недостающий процент. Удивительно, но самыми активными сторонниками этого предложения оказались те, кто больше всех всегда рассуждал о демократии. Они даже придумали схему, как это можно сделать: в нескольких местах слегка затянуть подсчет голосов, а за это время попробовать договориться в избирательных комиссиях и немного подкорректировать цифры.

За полчаса до этого совещания, когда уже стало ясно, что предстоит второй тур, мне в офис позвонил Грант Маргарян, руководитель дашнаков. Он выразил свое беспокойство. Сказал, что в штабных кулуарах ведутся разговоры о том, что надо дотянуть цифры, но они, дашнаки, считают это неправильным. Я ответил, что ничего не знаю о подобных разговорах и твердо намерен идти на второй тур. Маргарян вздохнул с облегчением и попрощался. А тут вдруг оказалось, что такие настроения действительно присутствовали, и меня это обеспокоило. Я понимал, что люди разочарованы, что они очень устали: кампания была напряженной и долгой – почти два месяца. Понимал, что чисто психологически им хочется быстрее все завершить, ведь только что думали – вот он, финиш, а тут – на тебе! Оказывается, предстоят еще две недели работы! А не хватает-то крошечных долей процента… Конечно, некоторых так и подмывало подкорректировать результаты. К тому же в Армении, как и во всех постсоветских странах, отсутствовала традиция стерильных выборов. Не было устоявшейся культуры выборного процесса, отвергающей подкуп избирателей и подтасовку результатов, не существовало внутренних барьеров, которые отсекали бы даже сами мысли подобного рода.

Мне хотелось понять: люди просто устали и разочарованы результатами или сомневаются, что я смогу победить во втором туре? Я выслушал всех очень внимательно, а потом резко оборвал обсуждение и, стукнув кулаком по столу, сказал: «Я не намерен следующие пять лет “висеть” на этих долях процента. Чтобы мне ими тыкали в глаза, а я бы пять лет оправдывался? Так что – стоп! Все по домам, надо отдохнуть. Через два дня начинаем работу – идем на второй тур».

В первую очередь требовалось понять, кому уйдут голоса выбывших кандидатов. С кандидатами работали штабы: вели переговоры о том, на чью сторону они встанут, какие заявления сделают. Самый существенный процент набрал Арташес Гегамян. Он заявил, что не поддержит ни Степана Демирчяна, ни меня, что было нам на руку. Четверо кандидатов, не прошедших во второй тур, собирались отдать голоса Степану, но их сумма получалась ничтожно малой.

Избирательная кампания велась с прежней интенсивностью. Основной упор мы сделали на те регионы, где результаты первого тура оказались ниже ожидаемых. Опять митинги, встречи в разных форматах, работа со штабами, попытка проанализировать, что же там произошло.

На результат влияет множество самых разных факторов: более депрессивный по уровню жизни район, неудачный выбор человека, который организовал твою кампанию на месте; иногда люди осознанно выступают за того или иного кандидата, а иногда наоборот – отдают голос за кого угодно, лишь бы не за него, и это становится определяющим. Порой против тебя могут голосовать лишь потому, что за работу в штабе этого региона отвечает человек, с которым жители района находятся в конфликте или даже если он им просто не нравится. Твоя победа укрепит его позиции в районе, чего они категорически не хотят. Недаром за должность начальников предвыборных штабов шла нешуточная борьба. Выборы президента – это отчасти и борьба региональных элит за место под солнцем.

Больше всего меня удручало, что я проиграл первый тур в таких местах, где за первый президентский срок успел сделать очень многое. Это были районы, которым я по разным причинам – в силу каких-то особенностей региона – уделял особое внимание. Например, хотя в Гюмри я и опередил других кандидатов, но ожидал гораздо лучшего результата, чем получил. Это меня даже задело, ведь мое отношение к зоне бедствия кардинально изменило там ситуацию. Мы инвестировали на ее восстановление колоссальные средства, причем их заметную часть я сумел найти личными усилиями.