Жизнь и свобода. Автобиография экс-президента Армении и Карабаха

Меня это не на шутку рассердило. Весь смысл обращения в КС – поставить финальную точку в споре о выборах. Суд должен аннулировать или подтвердить итоговый результат, но уж никак не инициировать новый политический процесс в форме референдума. О чем должен быть референдум – о том, как прошли выборы год назад? Если правовой спор решать всенародным голосованием – тогда зачем вообще нужен КС? К тому же любой вотум доверия углубляет, а не сглаживает противоречия.

В надежде получить хоть какие-то правовые объяснения обратился за консультацией к юристам. Но юристы недоумевали еще больше, чем я. (Интересно, что и пресса отреагировала точно так же.) Я хотел понять: чем руководствовался КС, принимая это решение. Оказалось, что идею выдвинул, а затем протолкнул через суд сам председатель КС. Через несколько дней я встретился с Гагиком Арутюняном – с ним у нас всегда были хорошие отношения: мы часто общались, даже на охоту иногда вместе ходили. Я по-дружески попросил у него объяснений – мне хотелось понять его мотивацию.

Вотум доверия президенту – инструмент преодоления внутриполитического кризиса в стране. Это политический процесс, и его может инициировать сам президент или парламент, если между ними возникли непреодолимые разногласия. КС к нему не мог иметь никакого отношения.

– Ты видишь признаки такого кризиса в Армении? Зачем ты заложил проблему на год вперед?

Арутюнян не смог внятно обосновать свое решение. Вместо аргументов он весь разговор повторял одну и ту же фразу: «Это же просто рекомендация, эту рекомендацию можно выполнять, а можно не выполнять, это просто предложение Конституционного суда». Больше я от него ни слова не добился. Зачем Гагик пошел на этот шаг, не знаю до сих пор. Возможно, ему хотелось подчеркнуть свою значимость – продемонстрировать, что КС не просто судебный орган, который что-то анализирует и принимает решения, но он еще и способен инициировать политические процессы. А может, председатель КС захотел понравиться оппозиции: вроде бы подтвердили результаты выборов, но вроде бы и не совсем. В любом случае хорошую ложку дегтя он, конечно, к выборам добавил. Это решение прямо повлияло на наши отношения: после истории с референдумом мое общение с Арутюняном стало чисто формальным.

Ровно через год оппозиция потребовала проведения референдума, ссылаясь на решение Конституционного суда, притом что сам КС в комментариях подчеркнул: это лишь рекомендация. Я же с самого начала заявил, что подобное решение выходит за рамки полномочий Конституционного суда и никакого референдума не будет. В ответ оппозиция вывела своих сторонников на улицы. Сначала это были мирные акции. Но 12 апреля, после очередного митинга на площади, демонстранты двинулись к президентскому дворцу с намерением «решить вопрос». Они заблокировали проспект Баграмяна, а это очень важная транспортная магистраль Еревана с напряженным трафиком. Правоохранительные органы попытались вести переговоры с митингующими, требуя освободить проезжую часть: «Хотите митинговать – пожалуйста, митингуйте сколько угодно: есть площадь Свободы, где традиционно проводятся все митинги, идите туда – и вам никто мешать не будет». Но они категорически отказывались. Их предупредили еще раз: «Мы можем применить силу. Освободите улицу! Там президентский дворец, прямо напротив него – парламент, чуть ниже – посольство Соединенных Штатов. Вы блокируете работу государственных органов. Переместитесь на площадь Свободы!»

Я всегда спокойно относился к критике со стороны оппозиции, более того, считал ее крайне важной для мобилизации правительства на напряженную работу. Хотелось, конечно, чтобы критика была конструктивной, но в любом случае я принимал ее как неотъемлемую часть политической конкуренции. Однако перекрытие улиц для выполнения странной рекомендации КС посчитал явным перебором. Оставить все как есть значило бы смириться с незаконными акциями и поощрить их применение в будущем. А вдруг они еще поставят палатки и при комфортной апрельской погоде просидят на проезжей части недели две?

Действия оппозиции были несанкционированными, и, поскольку никакие уговоры и предупреждения не подействовали, впервые за шесть лет моего президентства полиция применила силу. Использовались дубинки, шумовые гранаты и электрошокеры – то, что есть на вооружении у полиции. Операция проходила под вечер и заняла минут пятнадцать. Проспект открыли, демонстранты разбежались, при этом организаторы митинга продемонстрировали хорошую физическую форму. Никто не пострадал. Гегамян потом говорил, что от электрошока у него вылечился ревматизм, – наверное, шутил. Про референдум все сразу забыли. Этим вся история и закончилась.

Коалиционное правительство

25 мая, почти сразу после президентских, состоялись очередные выборы в парламент. Я в них не вовлекался, но внимательно наблюдал, чтобы все прошло без эксцессов. Какая из дружественных мне партий победит и с какими процентами – это меня не волновало: главное, чтобы они прошли в парламент и смогли вести совместную работу.