Жизнь и труды архиепископа Андрея (князя Ухтомского)

БРАТИЕ,

помните, что церковное устроение всей нашей жизни – это самое величайшее дело всякого верующего человека. Разрушаются общества, союзы, государства и царства, вспомните страшное разложение и падение Российского Царства и научитесь из этого, насколько важно построить жизнь нашу так, чтобы она оставалась несокрушимой от всяких толчков, – такое построение – это только построение церковное, построение, основанное на подлинных вечных законах св. Евангелия, которые непреложны для всех времен и народов.

Итак, отгоните всякую лень, оставьте все свои личные дела, отдайте ваши силы и самые души ваши на это святое дело, на дело построения жизни на основах апостольских, и этим вы исполните ваше назначение здесь на земле, этим вы исполните завет Спасителя и получите от Него радость вечного пребывания с Ним.

Ему слава во веки веков. Аминь.

Епископ Аввакум

Георгий Эдельштейн [628] Хроника одной судьбы

«КАК ТОЛЬКО религиозный писатель, изучающий историю русской Церкви, доходил в своем повествовании ко времени Петра, творческий пыл его угасал, и до настоящего времени нет фундаментального труда по истории православия XVII—XIX веков», – вроде бы мельком, где-то в примечаниях, сказано в этой книге [629] . Думается, однако, что эта фраза дает ключ как к самому исследованию, так и к неизбежно возникающим при его чтении размышлениям относительно прошлого, современных проблем и будущности Православной Церкви в России (об иных конфессиях мне, священнику Московской Патриархии, лучше умолчать). Причина неожиданного «усыхания чернил» на перьях даже лучших церковных историков прошлого, стоило им дойти в своем изложении хотя бы до истоков синодального периода, – в том, что как раз с той поры организационные структуры Церкви становятся интегральной и подчиненной частью светской государственности, а любая попытка трезво и непредвзято анализировать отношения между Церковью и государством и разобраться, где кончается одно и начинается другое, мягко говоря, не приветствовалась.

Буквально то же характерно и для церковной истории XX столетия. С одной стороны, Церковь после 1917 года, по сути, была полулегальной, гонимой организацией; с другой – ее аппарат, с конца 1920-х годов поставленный на службу богоборческому государству в делах и внешних и внутренних (и нередко способствовавший разложению и разрушению самой Церкви), фактически превратился в составную часть партийно-государственной номенклатуры. Ни тому, ни другому «писаной» истории (по меньшей мере истории общедоступной) как бы и не полагалось. И по сей день все мы – верующие и неверующие, духовенство и миряне – пребываем словно в безвоздушном пространстве, часто и не зная, откуда и как подступиться к проблемам, вырвавшимся на поверхность общественной и церковной жизни. Между тем наследие героя этой книги и вправду создает «впечатление, будто владыка Андрей рисует обстановку, сложившуюся в русской православной Церкви к последней четверти XX века» (стр. 52–53).