Враг вторично заманил и обольстил вас мыслью об организации Церкви. Но если эта организация покупается такой ценой, что и Церкви Божией как дома благодатного спасения уже не остается, а сам получивший организацию перестает быть тем, чем он был, ибо написано: “Да будет двор его пуст и епископство его да примет ино”, то лучше бы нам не иметь никогда никакой организации! – Что пользы, если мы, сделавшись по благодати Божией храмами святого Духа, стали сами вдруг непотребны, а организацию себе получили? – Нет! Пусть погибнет весь вещественный мир видимый, пусть в наших глазах важнее его будет верная погибель духа, которой подвергается тот, кто представляет такие внешние поводы для греха [448] .
Следующим крупным шагом митр. Сергия по налаживанию связей с государством стали его интервью для советской и иностранной прессы (февраль 1930 года) [449] . В то время как значительная часть архипастырей и пастырей была насильственно изолирована от своей паствы, закрывались и разрушались храмы, попал под запрет даже колокольный звон, митр. Сергий уверял:
Гонения на религию в СССР никогда не было и нет. … действительно, некоторые церкви закрываются. Но производится это закрытие не по инициативе власти, а по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих. … Репрессии, осуществляемые советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам, за разные противоправительственные деяния. … Считаем необходимым указать, что нас крайне удивляет недавнее обращение папы Римского против советской власти… Мы считаем излишним и ненужным это выступление…, в котором мы, православные, совершенно не нуждаемся. Мы сами можем защищать нашу Православную Церковь.
Еп. Андрей вспоминал, как это интервью, прочтенное в Ярославском политизоляторе, «нравственно придавило нас, всех арестантов-церковников», став лишним подтверждением мысли, что «Святая соборная Апостольская Церковь – где-то в другом месте, а не около митр. Сергия и не около “его Синода”».
Согласно мемуарам жившего тогда в Париже митр. Евлогия (Георгиевского), «текст большевики дали митрополиту Сергию за неделю до интервью, а потом держали его в изоляции. Перед ним встала дилемма: сказать журналистам, что гонение на Церковь есть, – это значит, что ВСЕ тихоновские епископы будут арестованы, т.е. вся церковная организация погибнет; сказать «гонения нет», – себя обречь на позор лжеца… Митрополит Сергий избрал второе. Его упрекали в недостатке веры в несокрушимость Церкви. Ложью Церковь все равно не спасти. Но что было бы, если бы русская Церковь осталась без епископов, священников, без таинств – этого и не представить… Во всяком случае, не нам, сидящим в безопасности, за пределами досягаемости, судить митрополита Сергия».
Соловецкие архипастыри и еп. Андрей находились в местах досягаемых, более того, специально для них отведенных. Приведем для сравнения краткую сводку сведений о трех однокурсниках владыки Андрея по Московской духовной академии (L курс, 1891–1895 годы, 74 выпускника, считая вместе магистрантов, кандидатов, вольнослушателей и действительных студентов) [450] :
– еп. Трифон (князь Туркестанов) в Первую мировую войну окормлял солдат на передовой, после контузии ушел на покой, с 1918 года жил в Москве, по состоянию здоровья, не проявляя никакой активности и не занимая кафедры, последовательно получил сан архиепископа (1923) и митрополита (1931), мирно скончался, погребен на Введенском кладбище [451] ;