Председательствующий на заседании — представитель Нижегородского кружка любителей физики и астрономии Г. Г. Горяинов[974]
— взял слово после выступления О. М. Субботиной. На правах ближайшего соседа Сормовского кружка он дал некоторые пояснения, в том числе о том, почему возникла необходимость нового объединения так близко от штаб-квартиры Нижегородского кружка любителей физики и астрономии, давно уже завоевашего свою репутацию в астрономическом сообществе. Причина была одна — Нина Михайловна Субботина. «Мне, как нижегородцу, — отметил Г. Г. Горяинов, — пришлось видеть, каким образом Сормовский кружок, Сормовская обсерватория постепенно организовались. Имя Н. М. Субботиной достаточно хорошо знакомо; известно, что у нее была собственная хорошо оборудованная обсерватория, к сожалению ей пришлось покинуть хорошо насиженное место и обсерваторию, отправиться к нам в Нижний, где с большими усилиями все-таки ей удалось наладить дело». «Я помню первые хлопоты ее об организации Астрономического кружка, — продолжал он, — до того времени в Сормове было, правда, 2–3 человека, которых интересовала астрономия, но работа началась, когда Нина Михайловна организовала кружок. Мы, нижегородцы, к сожалению были отдалены от Сормова: нужно было ехать или на пароходике или же по вечерам ходить пешком до Сормовского завода, это верст 5–6 от города, все это было сопряжено с большими неудобствами, и нам там бывать приходилось очень редко. Во всяком случае мы видели, что дело кружка налажено, работники объединились около Нины Михайловны, и работа там началась»[975].В выступлении Г. Г. Горяинова звучит глубокое уважение к деятельности Субботиной: «Вы из сегодняшнего сообщения видели, что благодаря заботам Нины Мих[айловны] удалось добиться школы и на этой школе поставить обсерваторию. Нина Мих[айловна], конечно, пережила очень много, когда ей пришлось бросить насиженное место в Собольках и перебраться в другое, но все-таки, несмотря на многие переживания, она необыкновенно энергично принялась за дело, которому она посвятила свою жизнь. Разрешите от имени съезда приветствовать Нину Мих[айловну] и пожелать ей в дальнейшем хорошей работы по возможности такой, которая бы не сопровождалась дикими нарушениями нормальной жизни»[976]
.Как мы видели выше, кроме астрономии, Нина Михайловна занималась в Сормове выращиванием и сбором лечебных трав, работой с детьми. С юности привыкшая к работе в саду, Субботина при возникновении необходимости не замедлила развести садовые работы в Сормове, покупая и выписывая семена, прежде всего лекарственных растений. Сохранилось ее письмо О. А. Федченко от 8 июня 1920 г., в котором она благодарит Ольгу Александровну за присылку семян. «Сердечное спасибо за посылку с семенами. Дошла отлично. Было 22 пакета. Из них 21 уже посеяны в заводской оранжерее, а затем будут высажены в грядки, которые начаты копкой в трудовой Воскресник 6 VI, — писала Нина Михайловна и рассказывала далее: — Завод отнесся очень сочувственно к нашему начинанию. Пожелайте нам успеха и Вы! Сколько мы должны Вам за семена и отправку? Если Сережа в П[етербурге], он Вам уплатит, а также за книгу Некрасовой. Я получила также 17 пакетов семян от <…>[977]
, частью те же, а частью другие, все пригодятся, т[ак] к[ак] будем сеять еще в трудовой колонии. Напишите на бумажке, сколько все будет стоить: семена и книга, я представлю в отдел для уплаты. Еще раз спасибо Вам, милая, за Ваши хлопоты: без них ничего бы у нас не вышло»[978].Эпидемиологическая ситуация в регионе была тяжелой. Каких-либо лекарственных препаратов в пределах досягаемости не существовало, продуктов не хватало; неудивительно, что завод отнесся к усилиям Субботиной с благодарностью. Нине Михайловне пришлось заниматься делами, очень далекими от любимой астрономии. Буквально одной фразой она охарактеризовала этот период жизни в своих кратких воспоминаниях: «Устройство школьных колоний, обслуживание голодающих крестьян, хлынувших в [19]19–[19]20 г. из Самарской губернии на заработки в наши края»[979]
.Народ из окрестных деревень искал убежища в Сормове. Это создавало немало проблем. Нина Михайловна, конечно, не могла остаться в стороне. Впоследствии она писала: «Вспоминаю, как я ходила к нашему красному директору и доказывала: „Мы — рабоче-крестьянская республика! Крестьяне хлынули к нам, спасая своих детей и стариков. Простите меня, что я, не спрашивая разрешение инженера, упросила заведующего пустить обогреться детей в машинную станцию: они приехали издалека, ночью высадились с парохода на берег и продрогли под осенним дождем“. И директор т[оварищ] Курицын[980]
понял, распорядился поместить всех в бараке для рабочих и дать им талоны в заводскую столовую»[981].