Неожиданно для себя, Моррисон вдруг обрел в Риме то, что искал долгое время: место, куда можно прийти, если не хочется быть одному и человека, из-за которого еще сильнее хочется жить. Он вдруг понял, что все дороги, которыми он шел после войны, привели его в вечно прекрасный город неслучайно. Он решил остаться в Риме и стать частью его истории. Прожив в гармоничном спокойствии от принятого решения две недели, он снова стал мишенью жестокого случая. Со скрежетом, оставляя после себя хаос и темноту, в безмятежные будни Моррисона и Лучаны ворвалась срочная телеграмма от ее отца. Жизнь молодой женщины вдруг резко изменилась: ее матери не стало. В тот день Лучана словно погасла. Моррисону было невыносимо горестно видеть ее такой. Тогда он снова почувствовал страх, но не тот, парализующий, что он испытывал в военные годы. Он неожиданно почувствовал собственную беспомощность. Он будто стал немым, потому что понял, что любое сказанное слово утешения не сможет сразиться с горечью, которую испытывала Лучана. Он заботился о ней изо всех сил, но ее состояние становилось все более тяжелым.
Они стали собирать вещи, чтобы поехать проститься с матерью Лучаны. Моррисон тогда не знал, что в тот момент ему нужно было проститься и с Римом. Они мчались в маленькую деревушку региона Лацио, и зеленые пейзажи беспощадно закрашивали собой городские. Гармония и вместе с тем однообразие заменили собой приятную суету и звуки великого города. Свернув около указателя на Торричелли, машина остановилась около небольшого двухэтажного дома, утопающего в плюще. На пороге стоял невысокий мужчина и курил сигару. Это был отец Лучаны. Она подбежала к нему и обняла.
Лучана, ее отец Марко и Моррисон провели трудную неделю под крышей столетнего дома деревни Торричелли. Мужчинам сложно было найти общий язык. Разные поколения и разное происхождение невидимой горой стояли между ними. Но они карабкались вверх по обе стороны. Ради Лучаны. И однажды достигли вершины.
Как-то за обедом Лучана объявила, что собирается остаться жить с отцом. Тогда она посмотрела на Моррисона так, как еще никто на него не смотрел. Ее взгляд – взгляд Мадонны кватроченто – был переполнен нежностью и любовью к английскому военному. Моррисон забыл обо всем в тот момент, весь внешний мир померк, все самое важное сосредоточилось в глазах молодой женщины. Так капитан Моррисон поселился в столетнем доме земледельца Марко.
Я помню, что еще давно Моррисон рассказывал о том, как он жил в итальянской деревушке. Наверно, речь тогда шла как раз о Торричелли. Он говорил о всепоглощающей тишине, которая, казалось, съедала все звуки и которая, в тоже время, заставляла дышать полной грудью. Он словно расправил плечи, и непривычная истома охватила все его тело. Моррисон часто ходил вокруг деревни, читал сидя на траве и смотрел на окружавшие его идиллические пейзажи Пуссена. Лучана тоже расцветала в этой Аркадии. Она вновь обрела дом и наполнила его своими прикосновениями, шагами, голосом. Моррисон чувствовал, будто его жизнь из бурной горной реки превратилась в лесной ручей, который постепенно сглаживал шероховатости реальности. Вместе с темпом его жизни менялся характер его мыслей и манера говорить. Куда-то исчезала его юношеская горячность и желание воспринимать мир через отрицание. Позже, он снова обрел эти два качества. Я помню, как он рассказывал, что порой мысли, мнения и рефлексии, которые он не воспринимал, каким-то образом, борясь с его собственным мировоззрением, пробивали себе дорогу к его сознанию и укоренялись там. Он боролся, но, в конечном счете, они одерживали над ним верх, и он соглашался с ними. Моррисон утверждал, что те мысли, которые могли пройти через битву с ним самим, были самыми ценными.
Итальянские пейзажи с оливковыми полями и виноградниками, напротив, располагали к мирному восприятию действительности. Сродни классическому искусству, жизнь Моррисона становилась ясной и приятной, и Лучана становилась ему все ближе. Шлейф цветочного запаха, который она приносила в комнату, переплетался с запахом терпкого кофе, а горечь от напитка смягчали ее светлые глаза. Приятная рутина окутала трех обитателей старого дома, даже Марко поддался всеобщей гармонии и часто стал что-то напевать себе под нос.
Спустя пару месяцев или чуть больше, Моррисон устроился на работу в местную школу. Он преподавал там английский, а вечерами засиживался в библиотеке. Школа находилась недалеко от дома, и он брал старый мотоцикл Марко, чтобы добраться до нее. Лучана же шила кое-какие вещи по заказу от небольшого магазина по соседству. Иногда, вечерами, они возвращались домой на мотоцикле вместе, и она крепко обнимала Моррисона, стоило ему разогнаться. Они мчались по сельским дорогам, и мелькавшие по бокам деревья сливались в единое зеленое полотно.