Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона

Константин Германик изловчился, изогнулся и умудрился рассмотреть подобие деревянного моста, прямо под ним, внизу. Даже не моста – кладочки. Неширокий ров, в котором стояла мутная вода, был заключен в подобие деревянных стен, роль которых выполняли вбитые впритык твердые, как камень, дубовые колья, острием направленные наружу. Крепкие деревянные стены удерживали земляной вал от сползания в воду, грозили врагам, вселяли уверенность в защитников.

В одном месте колья образовывали проем с обеих сторон крепостного рва. Тут в лучшие времена явно имелся небольшой мостик, через которые путники, пришедшие со стороны степи, попадали в городище. От мостика осталось обгоревшие подпорки – так, одно воспоминание. Но в этом месте сарматы положили в ряд несколько небрежно зачищенных от веток стволов сосен. Под прикрытием града стрел по импровизированной переправе передовой отряд сарматов преодолел водную преграду.

«Переправиться-то переправились, но вот что делать дальше, не знают! Лестницы-то даже до середины стены не достают. Впрочем, сами лестницы тоже достать нельзя!»

Мысленно похвалив себя за удачный каламбур, трибун принял командирское решение. Оно было очевидным, анты, видать, плохо соображали. В этот момент еще один стрелок-ант с глухим «ох!» повалился навзничь со стрелой в груди, и римлянин с удивлением заметил, что тот еще совсем юн. Ненамного старше мальчишек, встретивших их у причала на Юрьевой горе.

Константин Германик, стараясь не поскользнуться на залитой кровью площадке, подошел поближе. Голову стрелка приподняла какая-то женщина с длинными русыми волосами, выбивавшимися из-под матерчатой шапочки, и положила себе на колени.

Трибун всмотрелся в лицо умиравшего. Легкий пушок на верхней губе и уже сонные глаза.

– Мне жаль! – привычно сказал он по-гречески.

– Хайре! – как молитву тоже тихо на греческом молвила женщина.

«Хайре!» одновременно означает и приветствие, и прощание. Больше все же – прощание. Константин Германик часто встречал это слово, «хайре», на надгробьях старых греческих кладбищ.

– Ты владеешь греческим?! – римский офицер не позволил себе удивиться, времени не было.

Женщина подняла лицо, и он на мгновение поразился ее красоте: точеному профилю, голубым глазам. Только небольшие морщинки в уголках этих самых глаз предательски выдавали ее возраст. Ей было явно под тридцать, хотя фигурой она могла посоперничать с юной готской принцессой.

– Я – трибун Галльского легиона, прибыл оказать вам помощь, – торопливо сообщил Константин Германик. – Женщина, быстро разыщи главного по обороне и вели явиться ко мне!

В ответ красивая антка бережно опустила голову бедного солдата на деревянный помост. Впрочем, тому уже было все равно, где и как лежать. Антка поднялась, вытерла измазанные кровью руки прямо о полотно длинной белой рубашки. Просто сказала:

– Я – здесь главная. С чем пришел, трибун Галльского легиона? Мы тебя заждались. Видишь, уже помираем.

Германик, привыкший ко всякому в землях варваров, только кивнул. Еще раз огляделся. На деревянной стене оставалось не больше десятка антов. Из луков они стреляли плохо, солдаты-подростки были явно необучены. Калеб и Ждан малость поумерили воинственный пыл штурмующих, но долго сдерживать степняков не удастся.

– Вели своим мальчишкам, которые внизу, подняться сюда и бросать вниз камни, целя в остатки моста! – в категорической форме заявил римлянин варварской воительнице. – А твои стрелки пусть тоже целятся не в сарматов за канавой, а в тех, кто успел проскочить мостик. Тех, которые внизу! И – камни в них, больше камней!

– Мальчишки же несмышленыши совсем, – смело возразила красивая антка. – Внизу хоть какое-то укрытие… А тут их сразу подстрелят.

– Если сейчас не поднимутся на вал твои сопляки, то скоро с другой стороны появятся сарматы, – заверил женщину Константин Германик. – И еще до вечера все вы будете торчать на своих же кольях. Включая тебя, длинноволосая!

И, уже не дожидаясь ответа, перегнулся через жерди, заменявшие тут перила, заорал гребцам, жавшимся, как стадо овец в грозу под хлипким соломенным навесом:

– Вам действительно жить надоело, сыновья портовых шлюх?! Или готовитесь раков кормить в Черной реке?! Вперед и вверх, на стену!

Гребцы с неохотой повиновались. Разумеется, их опередили местные мальчишки, которым очень хотелось попасть на войну.

Первому же, подхватившему булыжник с деревянного помоста, сарматская стрела зашла прямо в глаз. Мальчик упал без слов. Остальные замерли, оглушенные внезапностью и жестокостью смерти. Пинками и подзатыльниками их быстро вывел из ступора Идарий. «Делай, как я! О смерти не думай!»

Идарий схватил булыжник, который так и не поднял антский мальчуган, и, выгнувшись подобно легендарному титану в битве с богами, с силой метнул его за колья. Испуганные донельзя мальчишки последовали его примеру.

Пришла и подмога. В отверстии платформы на верхней ступеньке лестницы, ведущей из укрытия, показалась голова первого гребца. Кажется, из греков. Трибун немедленно схватил бедолагу за курчавые волосы и буквально выдернул на поверхность.