Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона

Обеспокоился и Германик. Поднялся с места, одновременно жестом приказав Иннокентию остановить движение лодии.

Купеческое суденышко замерло в тени большой ивы, которая, подобно старухе, опустила выцветшие ветви-косы в воду да так и не смогла их обратно достать. Справа по борту в мутной воде проплыла большая черепаха, но никому из гребцов не пришло в голову предложить ее поймать для сладкого супа. Не вынимая весла из воды, они вытягивали шеи, напряженно пытаясь разглядеть: что там впереди?

Чуть дальше Черная речка, наконец освободившись от болотных объятий, текла уже повеселее, огибая и омывая Юрьеву гору. На самой ее вершине высился частокол антского городища. Видно было даже широкую лестницу, поднимавшуюся от воды к воротам военного укрепления.

Что насторожило охотника Ждана? Трибун Галльского легиона, проследив за его взглядом, сразу понял, что смотрит тот не на Юрьеву гору. Отнюдь! Хромой Ждан вглядывался вдаль. Туда, где Черная река снова должна была сузиться и нести свои воды среди болот, чтобы наконец с облегчением совокупиться с могучей щедрой Домной, притоком Борисфена.

В этот момент далеко впереди над рекой поднялась едва видимая черная тучка.

Зрение снова подвело трибуна, но он не подал виду. Тихо обратился к Эллию Аттику:

– Спроси, у Калеба, что он видит на горизонте, там, где река снова уходит в болота?

Бывший актер быстро втолковал дальнозоркому Калебу, что от него требуется. Стрелок внимательно присмотрелся, коротко ответил греку. Тот незамедлительно перевел:

– Наш лучник разглядел стаю птиц, поднявшихся над болотом. Много птиц, что-то их всех встревожило, спугнуло.

– Птицы! – подтвердил Ждан. – Теперь я тоже вижу птиц. Судя по всему, кто-то распугал чуть ли не всю пернатую живность на болотах. Если бы дело было в степи, то я бы точно сказал, что запалили траву. Но сухой травы, как известно, на болотах нет. Значит, птиц могли спугнуть только двуногие. Там, впереди – люди, причем много людей.

– Слева – крепость, впереди – неизвестные люди. Возможно, анты. Но возможно, готы. И тогда – это засада на берегу узкой речушки, – Константин Германик произнес эту фразу вслух, по старой дурной привычке, от которой никак не мог избавиться.

– А мы разве не планировали заход в городище на Юрьевой горе? – удивился охотник Ждан.

«Какая, к Митре, гора! – подумал трибун. – Я собирался уже завтра греться в лоне Домны, на безопасном расстоянии от берега с проклятыми готскими стрелками!»

К счастью, на этот раз он себя проконтролировал и потаенную надежду не озвучил. Вместо этого надел на голову шлем, знаком велел греку подать панцирь. Все это действо было красноречивей любых приказов. Гребцы мигом поспешили закрыться импровизированными щитами, сделанными наспех из вербовых прутьев и подбитые изнутри кусками толстой шкуры.

– Мы взойдем на Юрьеву гору только в случае крайней необходимости! – ответ римского офицера антскому охотнику прозвучал как приказ: однозначно и категорично. – Пока же двинемся на прорыв, я не хочу зимовать на антской горе, даже если она – Юрьева!

– Я должен посоветоваться с Идарием. – Ждан явно не ожидал услышать непреклонные командные нотки в голосе трибуна.

– Посоветоваться? – делано удивился Германик. – Ты – на войне, Хромой Ждан! Ты принят стрелком на римское судно, идущее на Самбатас по велению моего императора. И если ты намерен обсуждать мои действия с другими членами команды, то немедленно заткнешься навеки!

Охотник, не ожидавший такого развития событий, растерялся. Посмотрел на соотечественника, сидевшего на банке гребца. Идарий не знал греческого языка, но по тону офицера понял все правильно. Человек военный, Идарий привык повиноваться. Он что-то сказал Хромому Ждану по-антски, и тот склонил голову, повинуясь приказу римлянина.

– Я все понял, командир. Просто думал сделать как лучше: подняться в крепость…

– А ты не думай, – посоветовал ему трибун, подставив правый бок греку Аттику, чтобы тот, вставив в металлические кольца штырьки, скрепил воедино броню на груди и спине. – Хороший солдат не думает, он исполняет команды.

Только убедившись, что купеческая лодия готова к прорыву через возможную засаду, Константин Германик отдал команду Иннокентию начать движение. Лодия набрала ход. Кормчий направил маневренное судно прямиком к месту захода Черной речки в бескрайнее, дурно пахнущее болото. Большая лодка буквально разрезала пополам ковер из желто-зеленой ряски, почти полностью покрывшей темную воду, минуя плававшие торфяные островки, большие бобровые плотины. На поваленных и сгнивших деревьях, жалко торчавших из воды, грелись гадюки. Из молодого папоротника, прямо в воду скользнула толстая выдра.

Нигде не было даже намека на засаду, пахнувшего железом и кровью человека!

Юрьева гора осталась позади, как воспоминание. По оба борта стеной стал высокий камыш. В маленьких заводях на широких листьях плавали желтые цветочки, похожие на маленькие кувшины.