Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона

Константин Германик стоял на берегу, пока черная лодочка не скрылась в тумане на середине Домны. Затем отправился обратно. Дойдя до ямы, скрытой зарослями папоротника, в нерешительности остановился.

По понятным причинам он так и не сказал женщине, что на ее плотной белой накидке, накинутой на рубаху, возле основания шеи проступил грязный отпечаток трехпалой лапы.

Весьма кстати зарычал и Цербер. Ему тоже явно не хотелось спускаться под землю.

– Ты тоже так думаешь? – уточнил трибун у четвероногого друга. Цербер гавкнул. Даже не гавкнул, а рявкнул. – Я все понял, можешь не повторять, – заверил его хозяин. – Пройдем верхом, постараемся проскочить незамеченными.

От реки, от того места, где предположительно были вбиты в воду острые колья, ветер принес запах дыма. Сарматы или готы. Было бы странно, если бы враг не оставил там заслон.

По глубокому, заросшему диким орехом, покрытому колючими зарослями и молодой крапивой оврагу обошли преграду. Еще овраг и еще один. Наконец оказались у обгоревшего скелета той самой лестницы, которую Константин Германик велел спалить днем раньше. Осторожно выглянув из-за кустов терновника, он осмотрелся. Между кромкой воды и крутым подъемом Юрьевой горы песчаным ковриком, шириной всего так шагов в десять, дремал идиллический пляж. По всей видимости, быстрый летний дождь смыл следы поспешной высадки римлян, а других на песке просто не было.

«Почему сарматы, даже не сарматы, а Атаульф не блокировали выход из крепости с этой стороны?» – в недоумении спросил себя трибун.

Ответ пришел быстро. Штурмовать крепость все же удобнее со степи. Там недалеко лес, можно выбрать стволы высоких деревьев для лестниц. Опять же без проблем решается вопрос с подвозом продовольствия. А провести сарматских лошадей через «колючий» овраг, значит, загубить половину конного войска, спешив его. Впрочем, застава была на реке, на случай, если после штурма кто-то из римлян попытается уплыть по реке на пресловутых дубках.

Германик, таща за собой громадного пса, начал с усилием карабкаться вверх по крутой Юрьевой горе. Уже скоро он понял, что ни о каком приступе с этой стороны не могла идти речь в принципе, коль нападавший, пытавшийся взобраться наверх, вынужден был больше думать о том, как не скатиться обратно, а не о вражеских стрелах или кипятке на свою голову. Единственная в буквальном смысле слова зацепка – фрагменты деревянной лестницы, которая не успела сгореть полностью.

Наверх поднялись чудом. Цербер, которого хозяин часть подъема держал буквально под мышкой, благодарно лизнул его в щеку, став на задние лапы.

– Ну-ну, – пробормотал растроганный римлянин. – Неужели ты подумал, что я тебя Атаульфу оставлю?

Теперь, когда офицер и его пес оказались на небольшой деревянной площадке перед закрытыми воротами крепости, возникла другая проблема. Как пройти внутрь? Римляне и анты несли стражу на той стороне укрепления, которое было обращено в степь. А это значит…

– Эгоэ! – позвал Константин Германик, одновременно ударив рукояткой спаты в ворота. – Откройте, это ваш командир!

Никакой реакции, никакого ответа. Он повторил попытку. Снова и снова.

Вдруг Цербер, до того спокойно сидевший подле хозяина, зашелся таким громким возмущенным лаем, что трибун закрыл уши.

«Ты что?! – хотел было попенять он псу на неосторожность. – Ведь сарматы на расстоянии стрелы!» Но тут над деревянным частоколом показалась голова Эллия Аттика.

– Командир, это ты?! Мы ожидали, что ты вернешься подземным ходом, но никак не со стороны реки. Если бы не лай Цербера, точно бы не услышали. Погоди, я позову антов, чтобы помогли ворота открыть.

– С меня – свинина, – буркнул Германик в сторону гордо шагавшего рядом с хозяином боевого пса Цербера.

Положение в крепости оказалось практически таким, как его описал Аттик. Все без исключения бойцы: и анты, и римляне, стояли на крепостных подмостках, напряженно всматриваясь за частокол. Внизу десяток мальчишек подносили камни и набивали песком мешки – последний убедительный довод не лезть на стену.

Однако приготовлений к обороне было явно недостаточно. Трибун убедился в этом, как только поднялся из внутреннего дворика наверх, к частоколу. Кивнув Иннокентию, посмотрел в бойницу. Открылась картина малоприятная. На расстоянии полета стрелы сарматы навалили целую гору сосновых веток, а теперь что-то делали с недавно срубленными деревьями и ветками кустов.

Приблизился фракиец. Тихо произнес:

– Командир, наш дальнозоркий черный гигант сказал, а грек перевел, что сарматы сооружают осадные лестницы и вяжут из больших веток плети. На этот раз они уж точно по высоте соответствуют нашей деревянной стене. Кровью проверили при первом штурме.

Германик сориентировался мгновенно: сарматы готовятся завалить ров, уложить сверху плети и одновременно прорваться через мост.

– Необходимо сжечь заготовленные материалы и уничтожить мост! – по привычке вслух озвучил единственное решение. – Это их задержит. Без вылазки никак не обойтись!