Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона

«А ведь испугался, – быстро решил для себя Константин Германик, – потому что лапать командиров не позволено».

– Не бойся. – Ант издал хриплый звук, напоминавший смешок. – Я не подводный дьявол из-подо льда озера Нобель. И готы меня не распяли на той березе, хоть и обещали. Обошлось. Тебя обменяли на три меча византийской работы, меня – на знатного гота спустя день. Мы вместе под одной березкой смерти ждали, когда в плен попали, – объяснил Радагаст, обращаясь к Константину Германику.

– Он мне рассказывал, – кивнул трибун.

– Рассказывал? Значит, ты все знаешь. А что ты в Византии делал? – Радагаст снова повернулся к Люту-Василиусу.

– Работал в гончарной мастерской. С меня сняли рабский ошейник, когда хозяин мой, мастер Поликарп, человек набожный и добрый, окрестил меня.

У Радагаста вдруг дернулась щека, как от укуса пчелы.

– Встречу на войне – повешу. Ты должен помнить приказ: христиан в плен не брать.

– Мы не на войне, – смело возразил Лют-Василиус бывшему командиру. – Лучше хмельным медом угости.

– Хоть ты и христианин, но мой гость, – серьезно молвил Радагаст, – отказывать не в наших правилах. Пойдешь с нами, домашние тебе пару кувшинов медовухи нацедят. Сам бы я с тобой предпочел посидеть за одним столом, но…

– Это потому, что христианин? – полюбопытствовал трибун.

– Нет, – решительно возразил Радагаст. – Мне, откровенно говоря, все равно какому Лют богу молится. Хоть этому дьяволу готскому, Абрасаксу. Тут – другое. По нашим воинским обычаям запрещено командирам с солдатами бражничать. Дисциплина падает.

Он жестом предложил следовать за ним. Однако заметив, что Лют-Василиус тащит за собой на веревке Шемяку, отчитал его:

– Мало того, что крещеный пират на сладкий мед напросился, так еще раба прихватил. Брось его! На обратном пути заберешь.

Ант присмотрелся к Шемяке, который под его взглядом задрожал, как листва под первым порывом зимнего ветра в столичной роще.

– Ты – ант?!

– Он – придурок, – успокоил Радагаста Константин Германик. – Причем вечно голодный.

– Нет, мне придурков не надо, – решительно заявил ант. – У меня своих хватает. И – тоже всегда голодные. Вот ты скажи мне, трибун: почему придурки со всей Ойкумены всегда голодные и всегда попадают именно под мое начало?!

За подобными глубокомысленными рассуждениями два командира не заметили, как пришли в селение Радагаста. Собственно, селением это назвать было трудно. Каменная казарма для солдат с окнами-бойницами. Напротив – эргастул, деревянное строение-тюрьма для ночевки рабов с маленькими отверстиями для воздуха и света, в которые и кулак не протиснуть.

– Мы своих рабов хорошо кормим и наказываем только за провинность, – по ходу объяснил Радагаст. – На ночь на цепь не сажаем. Куда им бежать? К хуннам под нож?!

Константина Германика удивили две вещи. Женщины. Почти два десятка женщин, сновавших по большому внутреннему двору. И – запах. Особенно, когда ветер подул в их сторону, трибун ощутил невыносимое зловоние гноя и грязи. Откуда-то из-за помещений для рабов донеслось выразительное хрюканье.

– Да-да, – подтвердил Радагаст. – Свиней мы держим множество. Как для еды, так и для жира. Понимаешь, трибун, от того, как ты умастишь бревно, по которому передвигают торговое судно, так оно и подвинется. Можно, конечно, лить на бревна воду и положиться на силу рабов, которые будут толкать и тянуть тяжелую лодку. Но можно сделать быстрее и проще: просто хорошо смазать бревна свиным жиром, и тогда твоя лодия будет за порогом Гипаниса на чистой воде, не успеешь ты даже чашу доброго меда осушить.

– А мой кораблик как перетаскивают? – нетерпеливо спросил Германик.

Ант, остановившись, с иронией посмотрел на него:

– У тебя же купец – египтянин. Мог и не спрашивать. Но ты не беспокойся, зато я тебя угощу знатно. А ты расскажешь мне, где воевал, что видел. Знаешь, у нас же в основном купцы ходят. Всегда спешат, потеют, считая каждый обол. Разве что не хрюкают, как мои свиньи.

Дом самого Радогаста – большой, деревянный, под аккуратной камышовой крышей – стоял на возвышенности.

– Продувает ветерком, – скупо бросил ант. – Запаха почти нет. Я лично выбирал самые толстые стволы, которые были уже использованы для переправы судов через пороги, – и не без гордости добавил: – Видишь, дом срубной, без столбов. Сверху я велел пробить несколько окошек. На греческий манер, чтобы и видно было, и дым зимой быстрее уходил. Дверь открывается точно на восток, я выхожу рано, приветствуя солнце – нашего бога Хорса.

– Это самый главный ваш бог? – полюбопытствовал Константин Германик.

Ант покачал головой: