Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона

– Митра его знает! Скорее всего, захватив разведку, готы их наспех попытали. Даже если ничего не узнали, все равно поняли, что на той стороне Гипаниса – большой отряд сарматов-аланов, рыщущий вдоль реки в поисках добычи. А значит, надо спешить, ведь опытные степняки наверняка могли организовать переправу ниже, или, что значительнее опаснее для готов, выше этого места. Поэтому я полагаю, что Атаульф отвел своих конных в степь, что дает нам передышку еще дня на два. Идем дальше по Гипанису, пока мы на воде, то в относительной безопасности.

Глава ХХIХ История Овдия, истинного франка

Константин Германик был воспитан на военных традициях и военной истории. Поэтому он хорошо помнил, что Юлий Цезарь знал каждого своего легионера по имени. То же самое пленные персы рассказывали о легендарном Кире Великом, но римлянину ближе римлянин, и трибун брал пример с великого Юлия Цезаря.

Неудивительно, что, получив передышку, он немедленно призвал к себе угрюмого франка, чтобы узнать больше о новом бойце.

– Останься, – велел Люту. – И вели Тирасу явиться, франк ему доверяет.

Франк с христианским именем Овдий, выслушав приказ Люта-Василиуса прибыть к командиру, передал весло Калебу и пробрался между банками гребцов к месту, где среди тюков с товаром расположился трибун.

– Вот что, Овдий, – просто сказал ему Константин Германик. – Как ты уже заметил, плывем мы на одном корабле и судьба у нас всех тоже одна. Слева по берегу сарматы, справа – готы. Нас немного, и если в бой пойдем, я должен быть уверен в каждом. Поэтому, как командир, желаю услышать от тебя правдивую историю твоей жизни. Особо меня интересует то, как ты попал на лодию и почему от людей лицо прячешь. Ищут тебя? Верно?

Франк исподлобья посмотрел на трибуна, потом перевел взгляд на фракийца, с которым уже не раз ходил в разведку. Тот едва заметно кивнул головой: «Рассказывай».

– Не стесняйся, – скупо бросил Лют-Василиус. – Здесь что ни гребец, то или пират, или беглый раб. Своей историей ты никого не удивишь.

– Чтобы развязать германцу язык, его не стоит пытать, достаточно вином угостить, – меланхолично прокомментировал ситуацию Эллий Аттик. Жадный до всяческих историй грек, конечно, был тут как тут. – Надо пса за ухом почесать, – выдержав грозный взгляд трибуна, заявил бывших актер. – Цербер до сих пор ожидает подарка за пиратскую лодыжку.

Германик не мог сдержать улыбку и соизволил милостиво кивнуть. Эллий тут же наполнил большую глиняную кружку, украденную им на заставе антов, неразбавленным сладким вином. Протянул франку:

– Пей! Приказ трибуна.

Можно было и не приказывать. Овдий, припав к кружке, мигом осушил ее до дна. Трибун знаком велел греку повторить процедуру.

Спустя некоторое время Овдий, забыв об осторожности, поднял порядком покрасневшее лицо и приступил к изложению своеобразного франкского анабасиса, иными словами – истории военного похода.

По словам бойца, родился он во Франкии, в деревушке неподалеку от реки, впадающей в могучий Рейн. Отец его был призван в ополчение и сгинул неизвестно где и неизвестно когда, его Овдий и не помнил толком.

Мать, выбиваясь из сил, пыталась сама поднять троих сыновей, но одна корова и две козы никак не могли удовлетворить аппетиты вечно голодных мужчин. Поэтому, когда однажды в деревню наведался посланник от могучего племени аламаннов, призывая идти на войну, молодой франк ни мгновения не раздумывал. А мать была согласна уже потому, что участие каждого франка в войне оплачивал знаменитый царь Хонодомарий, который до этого гнал и грабил римлян, об этом все были наслышаны!

Сделка матери с вербовщиком-аламанном была выгодна всем. Семья получила горстку серебряных монет; Хонодомарий – нового бойца; юный франк – короткое копье-фрамею и деревянный щит, обитый по краям грубой кожей.

– Мне повезло, я попал в отборный отряд, возглавляемый Невиттой, – продолжил боец, и тут внезапно его прервал Константин Германик:

– Каким таким Невиттой? Как его звали?

– Мамертин, как же еще? – удивился рассказчик. – А вина мне еще можно?

Трибун пришел в сильнейшее волнение:

– С Невиттой мы были вместе в Персидском походе. Мамертин Невитта – известнейший военачальник, ему, варвару, Юлиан присвоил звание консула.

– Стали друзьями? – полюбопытствовал Эллий Аттик.

Константин Германик с сожалением посмотрел на гражданское лицо:

– У нас же Империя, а не театр. Как ты себе представляешь дружбу консула с трибуном?! Нет, конечно. Но у нас был общий знакомый, военачальник по имени Аммиан Марцеллин. Удивительной эрудиции человек, сейчас он пишет историю Рима, подхватив выпавший стилос у Тацита.

Использовав передышку, чтобы осушить очередную кружку, Овидий продолжил свой рассказ: