Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона

– Expert usmetuit, – безапелляционно заявил тот в ответ. – Опытный остерегается. Пусть Шемяка возвращается к Гипанису и наблюдает за противоположным берегом. Тирас и Калеб – в степь.

Разведчики разошлись в разные стороны. Гребцы, которым было запрещено разжигать костер, чтобы не выдать место ночевки дымом, давились сухарями, запивая речной водой.

Маломуж знаком предложил офицеру и Люту подойти поближе к отмели. Босой ногой умело расчистил площадку, отломав ветку ивы, зубами содрал с нее листья и принялся что-то азартно чертить на мокром песке.

Германик присмотрелся, сравнивая с картой. «Сходится!» Показал Люту. Схема перехода на папирусе египтянина в самом начале практически полностью соответствовала рисунку анта. Причем до деталей: притоков и изгибов Гипаниса, которые Маломуж рисовал вдохновенно, от усилия высунув кончик языка. Когда надо было обозначить пороги, он разыскивал небольшие камешки, клал их посреди обозначенной двумя береговыми линиями широкой реки. Более того, пороги, которые Гипанис пусть временно, но покрыл талыми водами, здоровяк, чтобы было уж совсем понятно, закрывал своей громадной лапой, которую человеческой пятерней назвать было трудно.

– Итак, мы уходим направо, куда и поворачивает основное течение Гипаниса, – удовлетворенно констатировал трибун, сверяясь по карте. – Путь, знакомый еще Геродоту. Далее… Как он сказал, эта речка называется? Тикич? Странное слово, древнее, судя по всем. А после? Новая река? Как называется? Шполка, Сполка? Солнечный Митра, да какая разница, «плывем» дальше.

– Дальше не плывем, но волочим. Причем обходимся своими силами, – внимательно выслушав Маломужа, перевел Лют-Василиус. – Именно в этом месте мы оторвемся от любого преследования по земле. Дело в том, что за этой самой Сполкой или Шполкой начинаются и тянутся на несколько дней пути старые притоки и старое русло Борисфена, часть которого сейчас называется рекой Тясмин. Но мы только зайдем в Тясмин, пройдем немного по течению, а дальше пробьемся через болото в оставшуюся часть старого русла, которое также соединяется с Борисфеном, но значительно выше устья Тясмина. Течение воды там плавное, по оба берега стеной стоит камыш, через который и кабан не продерется. За камышом, как уже упомянул Маломуж, опасная, чавкающая, издающая дурной запах трясина. Тут главное – не свернуть в сторону, потому что в Домну, так называет затоку Маломуж, впадает множество речушек и ручьев, текущих среди камыша из дальних густых лесов. Иногда их можно принять за продолжение основного водного пути и тогда – всем конец. Знаменитый лабиринт Минотавра – девичий лепет по сравнению с коварством местных утопельников. Маломуж утверждает, что сам видел, как они затягивают на ночь солнце в Домну.

Если поможет твой Абрасакс и не подведет чутье Маломужа, выйдем в Борисфен. По Борисфену идем вверх, по пути заходим к князю Божу, обойти которого никак нельзя. Его громадное, со слов Маломужа, городище, подступает к великой реке, контролируя богатый водный путь. Оттуда до Самбатаса – плыть от силы дня два.

– То, что нарисовал нам ант, – новые реки и болота – отсутствует на карте египтянина, – трибун озвучил потаенное сомнение. – Где-то начиная с середины пути, план неизвестного картографа и варварская импровизация на мокром песке не совпадают!

– А чего тут непонятного? – едва взглянув на папирус, заявил Лют-Василиус. – Путь египтянина должен был пролегать по густонаселенной местности, которая расположена вдоль Тясмина. Видишь, вот домики для убедительности нарисованы. Очевидно, картограф прямо указывал на возможности если не торговли, то как минимум закупки провианта. У нас этого ничего не предвидится, местность болотистая, безлюдная. Идти самим на лодии опасно и тяжело. Но ведь ни одному картографу не могло прийти в голову, что «купца» будет преследовать по берегу реки отборный отряд готской конницы, усиленной двумя десятками лучников!

– Согласен, – как всегда быстро среагировал Константин Германик на здравый довод. – Напоследок спроси, когда первые поселения появятся антские и сможет ли он уговорить продать нам какую-то еду.

– Сказал, что у него есть знак полномочий от воеводы Келагаста. Поэтому провиантом мы обеспечены. Первое поселение встретим дней через пять, а большое городище – в десяти днях перехода от места поворота Гипаниса вправо. Расположено оно недалеко реки Тясмин, на горе среди болотистой местности, которая переходит в верхнюю часть старого русла Борисфена.

– Пусть знак покажет, – распорядился трибун. – Я хочу быть уверенным во всем до конца.

Лют-Василиус перевел. Маломуж с готовностью встал, поклонился и, достав из специального мешочка, прикрепленного к поясу, что-то уж очень негармоничное, показал Константину Германику.

Тот с трудом, но рассмотрел знак воеводы Келагаста. Что-то вроде маленькой булавы, вырезанной из мореного дуба. Тщательно отполированная ручка заканчивалась шаровидным утолщением. На нем – три мужских лица.

– Наверное, бог антов Триглав! – сообразил римлянин. – Но почему такие разные выражения лиц?