Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона

Лют-Василиус не стал дожидаться вопроса командира.

– Позволь, трибун! Я несколько лет провел с антами, но так до конца и не вник в суть их верований. В разных городищах, бывало, поклоняются разным богам, хоть все признают верховенство Вседержителя. Если доберемся до большого городища самого Божа, отведу тебя в храм. Там в честь Триглава воздвигнута мощная мраморная колонна с затейливыми знаками, напоминающими египетские иероглифы, непонятными никому, но с картинками, понятными всем.

Каждое лицо Триглава – хмурое, веселое и спокойное – соответствует трем состояниям души анта. Хмурится Триглав, когда тело погибшего анта не возложили на погребальный костер после битвы. Или хуже того, враги закопали его в землю. Там душа будет изъедена червями и пропадет. Веселое, даже радостное выражение символизирует состояние души после того, как тело покойного было предано пламени погребального костра. Душа очистилась огнем и легко взлетела в небо. Рай, надо полагать. Ну а третье, отрешенное и спокойное выражение Триглава символизирует ожидание и наблюдение. Ант еще жив, душа его пребывает в бренном теле, вот Триглав и наблюдает, как человек этим телом воспользуется.

Все то, что я тебе поведал, трибун, рассказали искусно высеченные рисунки на каменной колонне в храме Триглава. Наверное, больше можно было бы узнать, разобравшись в странных знаках, напоминающих египетские, как на карте Аммония. Но никто из антов не владеет знаниями древних.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивился Константин Германик. – Колонну не они поставили?!

– Нет, разумеется. Анты нашли ее в земле, зайдя в давно оставленное городище, столь гигантское по размеру, что даже ты удивишься. Насколько я могу определить, намного выше Адрианового вала. А если судить по количеству земли, которое древние использовали при возведении насыпи, внешнего и внутреннего оборонительных валов, то объем работы значительно превышает строительство пирамид.

– Можно подумать, ты видел пирамиды, – недоверчиво хмыкнул трибун.

– Не довелось, правда твоя. Но книг по географии и истории прочел достаточно, а высоту и длину валов княжеского городища измерил лично.

– Так оно, получается, и не княжеское, и не антское вовсе, – задумчиво произнес Германик.

– Анты до сих пор убеждены, что до них в городище жили люди громадного роста, только они могли насыпать валы, основание которых – тридцать, а порою сорок шагов. А по самому валу проложена дорога, по которой может спокойно проехать большая колесница, да еще сбоку промаршировать отряд латников, не мешая друг другу.

Ну а если говорить о высоте, то у отдельных участков валов она превышает все виденное. Голова кружится, когда смотришь сверху вниз.

– Выходит так, что неизвестные гиганты насыпали громадное укрепление и ушли, забыв колонну из мрамора с непонятными письменами?

– По всему так, трибун. Только колонну они не забыли, наверняка оставили в назидание. Как напоминание, что мы не первые и не последние, кто живет на этой земле.

Из похода в глубь степи вернулись франк и фракиец.

– Командир, мы встретили нечто странное, – подбирая слова, доложил обычно молчаливый, но сейчас несколько возбужденный серпоносец Тирас. – Мы увидели женщин на лошадях с колчанами и луками за спинами.

– Сколько их было? Куда направлялись? – быстро осведомился трибун.

– Счету не обучен, – смутился фракиец, – но, кажется, дважды, если собрать пальцы на руках.

– Их было двадцать и две, – тихо уточнил Овдий, поигрывая франциской, но даже при этом упорно глядя себе под ноги. – Это – не хунны. Скорее всего, сарматы.

– Так сарматы или сарматки? – уточнил Константин Германик. – Только что ты говорил о женщинах на лошадях.

Франк наконец поднял голову и коротко, но толково доложил:

«Я рассмотрел лица и обнаженные ноги и руки амазонок. Они все очень белокожи, у каждой рыжие волосы собраны в узел на голове. Сарматы давно смешали свою кровь с готами, отсюда несколько странный вид у женщин-разведчиц. Я также слышал, что сарматки часто выступают в поход и сражаются наравне со своими мужьями и братьями.

– Да, – трибун вспомнил осмотр павших на поле боя хуннов. – Действительно, на хуннов не похожи. Во всяком случае те мертвецы, которых я видел, были низкорослы и темны лицами. Худые, как их лошади после голодной зимы. А про сарматок-воительниц и я слышал от своих конников-аланов.

– Отряд ускакал в степь, – закончил Овдий свой рассказ. – Наверняка разведчики, то есть разведчицы, я хотел сказать, ушли на соединение с главными силами.

– Завтра они будут здесь, – решил командир. – А для любых кочевников купец – богатая добыча. Поэтому слушай мой приказ! Огонь по-прежнему не разжигать, ни на шаг от лагеря не отходить, даже нужду справлять на месте! С первыми лучами солнца садимся и отплываем!

Ночь оказалась долгой и полной страхов. Заснул только молосский дог. Развалившись на александрийском ковре, Цербер быстро и глубоко дышал, иногда непроизвольно вздрагивал, даже зарычал во сне, очевидно, представив себе белую аппетитную, до сих пор не прокушенную лодыжку женщины-амазонки.