– Что там у тебя творится? – спросил он и долго смеялся, пока я рассказывал. – Да, слышал, Торре донёс Мирхоффу. Тот тебя «сдержанно одобрил».
– «Сдержанно одобрил»? – переспросил я. – О, это внушает надежду.
– Не обольщайся, – всё потешался Уэллс. – У твоих храмовников хватит денег и Мирхоффа переубедить.
– Как раз поэтому, мой генерал, – ответил я, – я прошу помощи у неподкупного – у вас.
Уэллс хмыкнул. Мы уже въехали на аэродром, и на залитом солнце южном раздолье возвышался любимый мой «боинг» председателя ОКО.
Через два дня я получил полное досье на всех архиереев РНЦ. Я собирался сместить Феосифа и поставить на его место своего человека. Лояльный и разумный, такой первосвященник мог под предлогом возвращения к традициям изменить РНЦ изнутри. Другого выхода я не видел: чем яростнее атакуешь церковь, тем сильнее она становится.
Единственный способ победить – заставить отречься от модного социального уклона, сконцентрироваться на богословии и ритуалах, успокоить, – и в современности она скоро усохнет, испарится, превратится в жизненную философию вроде буддизма. Против такой религии и церкви я ничего не имею.
Эту авантюру я попытался провернуть без поддержки Организации, которая всё равно запретила бы, и без ведома правительства России, которое всё дулось на меня за митинги.
ОКО предоставил мне сведения и агентурную сеть, а сам я обладал достаточным состоянием и мог позволить себе развлечение на пять миллионов долларов. После митингов РНЦ и так раскололась – я всего-то обеспечил информационную поддержку.
Сперва нужен был призовой рысак. Светлым зимним днём, когда Москву покрыл слой белого, ещё чистого снега, я поехал на встречу с епископом Петербуржским. Преодолев на поезде три часа до Северной Пальмиры, я побывал в Александро-Невской лавре. ОКО позаботился об утечке, и вечером того же дня Феосифу донесли, что епископ просил у Авельца помощи в деле его свержения.
Ложь: епископ, хоть и возглавлял оппозицию Феосифу, отказался сотрудничать. Но наша встреча проходила за закрытыми дверями, и я перед лицом многочисленной свиты на прощание склонился и поцеловал епископу перстень. Не помню, кто в том году получил «Оскар» за лучшую роль, однако уверен: имей киноакадемия совесть, статуэтка стояла бы у меня в шкафу.
Следующий визит я совершил за Урал – в Якутию, потом во Владивосток, а после вернулся в Москву, где меня уже дожидалась делегация европейских неоортодоксов. В отличие от русских коллег, заграничные иерархи горели желанием сместить Феосифа и согласились содействовать. Мне нужно было расколоть Синод, этакое правительство РНЦ, и поставить там вопрос о смене патриарха через созыв Архиерейского собора. По счастью, подстрекаемый паранойей Феосиф совершил очередную ошибку: публично заявил, что ему известно об «измене» некоторых архиереев.
Он хотел напугать врагов, ему удалось: враги объединились и предложили созвать Собор, чтобы «публично разрешить вопрос о несогласных иерархах». Феосиф сдрейфил, но выхода не было – он с утра до вечера названивал высоким покровителям, но те не подходили к телефону.
А я тем временем подобрал себе рысака.
Обрящет ищущий! По рекомендации агента Уэллса в Ватикане я обратил внимание на настоятеля Валаамского монастыря, отца Ювеналия. Епископ Ювеналий в миру учился в Московском университете, защитил диссертацию по биофизике и долго преподавал в Англии, где из атеиста превратился в добропорядочного христианина. Сан он принял уже профессором в Массачусетсе. Набиравшая тогда силу РНЦ пригласила его возглавить секретариат по межхристианским отношениям; там он приобрёл репутацию либерала, чуждого неоконсерваторам. Его фигуру использовали, выставляя на переговоры с католиками и протестантами.
Ювеналий был популярен у прозападного крыла и пользовался уважением за его пределами. Как умный человек, он не решился открыто выступить против патриархии и вовремя свернул заигрывания с Западом. Избежав обвинений в униатстве и экуменизме, он подал в отставку и получил синекуру на Валааме. Оттуда он не выезжал уже несколько лет, управлял хозяйством, молился, писал книги и жил в своё удовольствие.
Но его заслуг и смелых взглядов не забыли ни РНЦ, ни Ватикан. Вытащить его на Собор и представить новым патриархом – эффектный ход. Абсолютно нереальный, как мне сказали. Настоятель Валаамского монастыря – слишком мелкий чин для патриарха, его карьера слишком яркая, а отличные от мейнстрима идеи одиозны.
Мне предстояло, во-первых, убедить его приехать в Москву на Собор; во-вторых, добиться его избрания, выдав за компромиссную фигуру, с которой согласны правительство и Организация. В-третьих, если Ювеналия всё же изберут, я должен убедиться, что он будет достаточно сильным, чтобы сдерживать радикалов, и в то же время достаточно мягким, чтобы подчиняться мне и правительству.
Самым тяжёлым оказался пункт номер один.