Жизнь Ленро Авельца

Генерал Уэллс тоже не упустил возможность: после покушения он не только удвоил мою охрану, но и убедил Мирхоффа передать всю службу безопасности Организации под контроль ОКО. И теперь самого генсека, его заместителей, все миссии и головные штабы охраняли люди Уэллса.

Интересный вопрос: почему адепты миролюбивых религий, проповедующих добро и смирение, упорно отказывались возлюбить врага своего и вместо того организовали около девяноста процентов покушений на мою жизнь?..

Моя гипотеза следующая: по-настоящему миролюбивая вера не становится религией. Разные «веры», как паразиты, конкурируют за тела материнских организмов: это такой вид естественного отбора, и выигрывает самая агрессивная, голодная, принуждающая к повиновению и жертвенности, сеющая раздор, стирающая личность и свободу тоталитарная система абсурдных убеждений.

Неважно, что говорят проповедники, – смотрите на их дела и спасены будете. Они обожают насилие: физическое, сексуальное, духовное, – и моя смерть в списке желаний для многих стояла на первом месте.

Комитет по религиям, пока я его возглавлял, был наиболее замечательным и эффективным подразделением Организации. В отличие от других комитетов Генассамблеи, его компетенция не ограничивалась дебатами и принятием законов-деклараций; формально будучи органом законодательной власти, он моими усилиями откусил и долю от функций исполнительных служб. Я занялся не только созданием официальной позиции Организации, но и ревизией законов каждой отдельной страны и атрибуцией каждой секты – стать ей «религией», «культом» или «группировкой экстремистов».

В этом и состоял план Мирхоффа – неслучайно он согласился назначить руководителем меня, функционера, никогда не избиравшегося и не заседавшего в ГА. У меня был опыт – в конце концов, я готовил и лоббировал закон об Армии Земли, – но рядовым членом Генассамблеи я не проработал ни дня. Евросоюз в течение двух суток ввёл меня в состав делегации, после чего меня единогласно избрали председателем (всемирная демократия в действии).

Помещение, которое я занял на пятом этаже здания ГА, наконец-то соответствовало моим представлениям о прекрасном: большая приёмная, комната отдыха, помещения для охраны и для помощников, кабинеты для работы и совещаний. В комнате отдыха я поставил винный шкаф и перевёз из Франции некоторые вина из отцовских запасов.

Рабочий кабинет я почти не декорировал: поставил мебель серо-бежевых оттенков, повесил портрет отца, копию «Мартовских ид» Жерома и саблю адъютанта Клайва; долго думал, что положить на столик в приёмной в назидание гостям, ждущим привычных «Юнайтед таймс» и прочей несерьёзной периодики. Помогла Гелла: подмигнув, она преподнесла мне «К самому себе» Марка Аврелия и «Пелопонесскую войну» Фукидида в оригиналах, на латыни и греческом соответственно; к ним я добавил Кропоткина с Бакуниным на русском, и получился знатный букет – как раз для посетителей в рясах и мундирах.

На настенный экран в кабинете для совещаний я велел в фоновом режиме выводить количество верующих в мире по конфессиям и странам на данную минуту: алгоритм подсчёта был очень приблизительный, но мои намёки, что это якобы данные закрытой сети ОКО, на всех действовали безотказно.

Я оказался подотчётен самому себе: теперь я мог лично принимать решения и проводить их через комитет, а затем напрямую контролировать исполнение; помогала и моя связь с Уэллсом. Назначая меня, Мирхофф следовал излюбленному принципу: максимум эффективности при минимуме ответственности. Если провалюсь, все скандалы и ошибки рухнут на мои плечи; если удержусь – в выигрыше будут все.

Тогда его политика казалась мне слишком скользкой и мелкой. Мне казалось, генеральный секретарь Организации должен заниматься чем-то ещё, кроме интриг, поиска компромиссов, посредничества и кадровой политики. Генсек мой мечты был не политиканом, генсек моей мечты был правителем – разумным, демократичным, но достаточно авторитарным, способным идти на риск и ускорять развитие Земли. Мирхофф же напоминал напёрсточника, позёра, стремившегося понравиться всем сразу – и легко отправлявшего друзей и союзников на заклание общественному мнению.

С тех пор многое изменилось, и мои взгляды на генсека Мирхоффа тоже. Да, он был недостаточно мудр, ему не хватало масштаба; но на фоне тех, кто пришёл за ним, Мирхофф выглядел реинкарнацией Томаса Джефферсона. Он постоянно хитрил, но давал людям шанс проявить себя. Разъяснив правила игры и переложив ответственность, он устранялся и не вмешивался; в споре он всегда внимательно слушал. Таланты мафиози, конечно, а не творца истории; но кто вам сказал, что Организация – это не огромный мафиозный клан, не великая cosa nostra, обложившая омертой весь остальной мир?

Очнитесь. Негодяи чаще управляют, чем подчиняются; генсеки, президенты, премьер-министры, миллиардеры – такие же люди, как вы, только более беспринципные. В этом секрет больших политиков: не в образовании или в происхождении, не в деньгах – а в отсутствии принципов, при тех же глупости, безрассудстве и коварстве.