Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами

Разумеется, такую великолепную возможность для этой категории иностранных мошенников, которые являются постоянными игроками в рулетку и бичом второсортных гостиниц за границей, нельзя было упускать. Толпы авантюристов с длинными усами, одетых в меха, плащи и театральные наряды с подкладной грудью, стали стекаться в Англию и, взяв себе титул графа и объявив, что их родовое имение было секвестировано российским императором, легко получали аудиенции и приобретали поддержку во многих английских семьях, главы которых не приняли бы ни одного своего соотечественника без обычных рекомендательных писем.

Пристрастие Джона Буля к иностранцам — это одна из его хорошо известных слабостей; так что слуги, повара и посыльные в одежде своего хозяина, а иногда и с титулом этого хозяина, который на их глазах был застрелен в сражении, оказались объектами всенародного сочувствия и внимания. Их успех у прекрасного пола был необычайным, и многие авантюристы без гроша в кармане, не имея никаких достоинств, помимо умения плутовать в карточной игре и поверхностных знаний европейских языков на уровне официанта в гостинице, породнились с богатыми и респектабельными фамилиями. Не всем, конечно, так повезло; и после того, как кое-кто стал жертвой обмана, и были проведены расследования, и настоящие благородные беженцы и военнослужащие с негодованием отреклись от мошенников и их притязаний, польские лжессыльные были вынуждены возвратиться к своим прежним занятиям. Менее здоровые и удачливые были вынуждены просить подаяние и взяли себе на вооружение ту же самую тактику, что и тот попрошайка-француз, за исключением того, что вместо свидетельства о рождении и паспорта они предъявляли фальшивые документы военнослужащих и рассказывали байки о службе в полку, русских тюрьмах и чудесных побегах.

С «обездоленным поляком» редко можно встретиться сейчас, и вряд ли потребовалось бы уделять ему какое-то внимание, если бы я не посчитал правильным показать, как быстро неудачливый обманщик или мошенник превращается в попрошайку и до какого градуса доходила «польская лихорадка» лет тридцать назад. Было бы несправедливым по отношению к благородному народу, если бы я не проинформировал моего читателя о том, что на самом деле всего лишь несколько ложных претендентов на сочувствие со стороны британцев были поляками. Они были русскими, французами, венграми, австрийцами, пруссаками и немцами.

Карьера одного человека послужит нам иллюстрацией того, насколько мало нужно изобретательности, чтобы обмануть доверчивых людей. Настоящее имя этого человека теряется среди его многочисленных вымышленных имен; мне также неизвестно, начал ли он свою жизнь солдатом или слугой, но я думаю, что, вероятно, он объединял эти две профессии и был слугой у полкового офицера. Он приехал в Лондон в 1833 году под именем графа Станислава Солтиевского из Остраленки. Обладая приятной внешностью и неуязвимой дерзостью, он вскоре стал вхож в приличное общество, в 1837 году женился на состоятельной женщине, промотал ее деньги и бросил ее. Затем он поменял фамилию Солтиевский на Левьецин и стал ездить из города в город, читая лекции на политические темы в зданиях муниципалитетов, залах для собраний и театрах. В 1842 году он называл себя доктором Телецки, говорил, что он уроженец Смоленска, и начал практику в Манчестере, где влез в большие долги. Из Манчестера он сбежал с одной из своих пациенток, молодой женщиной, на которой женился в 1845 году в Дублине, где он снова попытался начать практиковать как врач. Вскоре у него начались затруднения, и он уехал из Дублина, прихватив с собой деньги, которые были доверены ему как казначею благотворительного общества. Он бросил свою вторую жену и вступил в связь с другой женщиной, много разъезжал, читая научные лекции и иногда демонстрируя ловкость рук. Он снова женился; это была вдова, у которой имелись четыреста или пятьсот фунтов. Их он растратил, после чего бросил ее. Затем он стал бедствием и кошмаром владельцев гостиниц и переезжал из таверны в таверну, живя на широкую ногу, а когда у него требовали деньги, он сбегал, оставляя после себя лишь чемоданы, заполненные соломой и кирпичами. Он возвратился в Англию и получил место учителя французского языка и игры на гитаре в приличном учебном заведении. Здесь он назвался графом Гогенбрайтенштайн-Бойценбургским.