Жизнь на кончике скальпеля. Истории нейрохирурга о непростых решениях, потерях и надежде

Мы провезли еще теплое тело парня по незнакомым коридорам и завезли каталку в операционную, словно хотели его спасти. Мы переложили все еще подключенное к аппарату искусственного дыхания тело на операционный стол. На соседнем столе были разложены стерилизованные хирургические инструменты. Все выглядело как перед обычной операцией, но это было не так. Атмосфера была совершенно другой. Члены медбригады и обслуживающий персонал молчали. Мы пришли для того, чтобы принести молодому парню смерть на наших условиях. Смерть этого человека означала новую жизнь для нескольких других. На бумаге, чисто формально, эта математика выглядела убедительно.

Грег попросил меня разрезать тело от шеи до бедер. Обычно кожу пациента обрабатывают оранжевой дезинфицирующей жидкостью только в месте планируемого разреза и обильно по краям. Здесь же весь торс молодого человека стал одним большим оранжевым пятном.

«Встретимся посередине», — произнес Грег. Мы с ним стояли напротив друг друга: Грег должен был резать от живота по центру до начала грудной клетки, я резал в сторону живота от середины ключицы в том месте, которое называется надгрудинным межапоневротическим пространством.

В то время у меня был только рудиментарный опыт работы в операционной. Я плохо представлял, что делаю. Грегу пришлось говорить медсестре названия инструментов, которые та должна была мне подать. Я сделал первый надрез, и Грег попросил сестру передать мне пилу, чтобы перепилить грудину. Та передала мне тяжелую серую металлическую пилу с опорной поверхностью длиной чуть больше 30 см, словно у огромной швейной машины, и спусковым крючком как на электрических приборах. Грег сказал, чтобы я сначала резал в горле, а потом засунул опорную поверхность под грудину и потянул вверх, как будто хотел поднять молодого человека с постели. Мое сердце билось в два раза быстрее того сердца, которое я сейчас должен был увидеть. Я сделал все, как говорил Грег. Никогда раньше я не видел вскрытой человеческой груди.

Внутри бежевой, немного прозрачной околосердечной сумки под названием «перикард» находилось сердце, похожее на заключенного в клетку монстра, на танцора в смирительной рубашке, такого взрывного и ритмичного. Я видел, как сердце извивалось — оно не билось, а скорее извергалось, выталкивало из себя, словно выжимали мокрое полотенце. Ярость его движений завораживала. Я вполне понимаю, почему на протяжении столетий именно сердце считали тем местом, где обитает душа.

Я попытался стряхнуть с себя изумление и восхищение, чтобы продолжить то, что я начал. На короткий момент времени я оказался в трансе. Для того чтобы обнажить сердце, я должен был схватить околосердечную сумку, то есть толстую мембрану вокруг сердца — перикард. Когда сердце сжимается, словно кулак, его оболочка, перикард, чуть отходит от него и становится не такой натянутой. Именно в этот момент и надо схватить перикард. На долю секунды мне казалось, что я контролирую ситуацию, но это было не так. Сердце работало, оно билось. Я следил за его ударами, как загипнотизированный. Я подумал о семье этого молодого человека, о том, чего его родные ожидали от последних минут жизни своего сына, брата, внука.

В каждой из моих рук, поднятых над раскрытой грудной клеткой, находилось по инструменту. Мои движения были хорошо синхронизированы с движениями сердца. Я выбрал момент и, слегка прихватив перикард пинцетом в левой руке, сделал небольшой разрез тонким скальпелем, который держал в правой. Передал его медсестре и засунул в разрез средний палец правой руки. Держа внешнюю сторону пальца в перчатке прижатой к мускулу сердца, подушечкой пальца я приподнял оболочку перикарда. Я видел свой палец внутри околосердечной сумки. В левую руку я взял большой электрокоагулятор, включил его, и оболочка вокруг сердца разошлась еще шире. Я увидел сердце во всей его красе. Оно было похоже на мускулистую спину и плечи пловца в разорванной олимпийке.

Но я приехал не для того, чтобы забрать его сердце. Если бы оно было здоровым, мне не доверили бы его вырезать. Я был для этого слишком молодым и неопытным. Однако у лежавшего на операционном столе человека было больное сердце. Этот важный орган нельзя было использовать для пересадки. Мне предстояло проткнуть желудочек сердца, но только по команде Грега. Это должно было произойти одновременно с тем, как он будет вырезать нужный нам орган, которому до последней секунды нужна была кровь. Грег кивнул, и я сомкнул изогнутые лезвия больших ножниц вокруг сердца. Я почувствовал, как лезвие разрезает мускул. Текстура и движение того момента были незабываемыми.