Жизнь на Марсе: Кровь, пули и Blue Stratos (ЛП)

— Ну, что очевидно — так это то, что Дири снабжают тебя оружием и взрывчаткой ИРА, — сказал Джин. — И если бы твое имя было Пэдди О'Райли и голос у тебя был бы соответствующий, я бы без колебаний записал тебя в Прово. Мой коллега, однако, питает подозрения, что ты — нечто совсем другое, что-то там с причудливым значком и буковками, которых я не помню.

— ФКР, — сказал Сэм. — Ты нарисовал эти буквы красной краской на стене в здании Совета, вместе с красной рукой. К чему все это? Что это значит?

Глаза Коупера метались между Джином и Сэмом, а потом, сквозь маску из запекшейся крови и зарождающихся синяков, он улыбнулся. Холодной, перекошенной, нахальной улыбкой. Этого оказалось достаточно, чтобы сорвать Джину предохранители, и он ринулся вперед, игнорируя протесты Сэма, и схватил Коупер за шею, подтащив к себе настолько близко, что мог бы поцеловать его. Но, прежде, чем он стал говорить, Коупер нанес ему упреждающий удар.

— Давай, фашист! Ты можешь сломать каждую косточку в моем теле, но ты не сломаешь волю. Я солдат Фракции Красных Рук. Все, что ты можешь, это замучить меня. Я готов умереть за свободу. Так что давай, ублюдок, сделай это! Сделай!

Джин толкнул Коупера обратно на стул. На секунду Сэм подумал, что он набросится на Коупера с кулаками, возможно, схватит за руку в том месте, куда стрелял Сэм, и разорвет рану еще шире. Но хотя Джин и дышал тяжело, раздувая ноздри, как взбешенный бык, он как-то сдерживался.

— Продолжай рассказывать, Коупер, — задыхаясь, проговорил он. — Фракция Красных Рук — что это? Кто еще в ней участвует? Что это такое — кучка троцкистов, швыряющих бомбы, или что?

Но Коупер вдруг начал петь — холодно, агрессивно — слова на мотив "Интернационала".

Никто не даст нам избавленья:

Ни бог, ни царь и не герой

Добьемся мы освобожденья

Своею собственной рукой.

Джин встряхнул его, как будто хотел переломить позвоночник. — Имена. Мне нужны имена, а не совместные ленинские пения.

И это есть наш последний

И решительный бой,

С Красными Руками

Восстанет род людской.

Это окончательно вывело Джина из себя. Он отшвырнул Коупера на стойку с полками. Коупер рухнул на пол, на него каскадом обрушилась груда невостребованного барахла.

— Я не слишком увлекаюсь либерастическими хоралами, — сказал Джин, пристраиваясь прямо над распростертым телом и шумно похрустывая костяшками пальцев. — Марксу я предпочитаю Макса. Старый добрый Байгрейвз. Вот мой выбор в хоровом пении. Классику, вроде "Баллады о Дэви Крокетте".

Он ухватил Коупера за волосы и рывком поднял на ноги.

— И встретишься мне на углу…

От удара в живот Коупер согнулся пополам.

— И все совсем не так, как раньше…

Удар в лицо отбросил его обратно к стене.

— А потом мою любимую, "Ковбойскую Кантату", — сказал Джин.

Возможно, третий удар сломал бы Коуперу челюсть или разбил и без того кровоточащий нос, возможно, Джин отшвырнул бы маленькие круглые очки и вдавил бы в глаза Коуперу большие пальцы — но вмешался Сэм. Это был полицейский участок. Это был Отдел уголовного розыска. Это была Англия, черт побери, а не гестаповские застенки. И помыслить о том, что Джин может сломать Коуперу под исполнение "Вам нужны руки", было уже больше, чем он мог вынести.

— Достаточно, Шеф, — сказал Сэм.

— Достаточно? Да я только раскачался, Тайлер. Я еще даже не приступил к "Джилли Джилли Оссенфеффен". А тебе нравится эта песня — так, парень?[12]

— Я сказал, достаточно, Джин. Отпусти его. Дай ему сказать.

— Дать ему сказать? — прорычал Джин. — У меня нет намерения даже дать вздохнуть этому мешку с дерьмом. Я видел, что могут сделать ублюдки вроде него, Сэм. Парней, разодранных на куски. Женщин с обвисшими лицами. Мертвых детишек на улице. А все эти высокомерные оборванцы, называющие себя солдатами, сказали бы, что он выступает за свободу.

Отодвинув Джина в сторону, Сэм толкнул Коупера обратно на стул. Он сидел там, тяжело дыша и истекая кровью, волосы упали на лицо, проволочная оправа очков закручена безумным штопором.

— Ну все, теперь давайте просто угомонимся, ладно? — сказал Сэм, снова усаживаясь напротив Коупера. — Итак, Бретт, ты не работаешь на ИРА, ты участник этой Фракции Красных Рук. И кто вы, парни, тогда — коммунисты?

Коупер насмешливо фыркнул.

— Анархисты? — спросил Сэм.

— Студенты? — предположил Джин. — Хуже, чем студенты?

Коупер медленно поднял лицо и сказал: — Я скажу тебе, кем мы не являемся. Мы не трусы. Мы не маленькие послушные овечки, которых ведут на скотобойню. Еще мы не лакеи буржуазного фашистского строя и его объединившихся повелителей-плутократов, накапливающих жир на крови рабочих всего мира.

Джин удовлетворенно кивнул себе. — Значит, студенты.

— Мы не усердные рабы для элиты неоколониальных кукловодов, которые держат таких вот подкованных громил, как вы, танцующими на военно-экономических нитях, свисающих с кончиков их олигархических пальцев.

Джин сказал, нахмурившись: — Ты в это врубаешься, Сэм? Переведешь мне? Мой норвежский что-то хромает.

— Мировая революция — вот ваше дело? — спросил Сэм.