«
«
«
Эллиот недавно перестали называть себя местоимением «она» и используют только «они». Недавно за обедом они сказали мне, что их достало бинтовать грудь и скоро они сделают пластическую операцию. У Эллиот короткие черные волосы и хулигански андрогинная одежда: мужские штаны и футболки с изображением музыкальных групп. Им кажется, что они, может быть, перейдут на платья, когда грудь станет плоской. Теперь Эллиот осознают, что их анорексия в старших классах была вызвана не желанием быть худыми и женственными, а стремлением стать легче, освободиться, больше походить на мальчика, но при этом быть между полами. «Женственность всегда была для меня как колючий свитер», – говорят они.
В метро я оглядываю пассажиров и напоминаю себе, что не должна разделять их по гендерному принципу на мужчин и женщин. Я стараюсь увидеть в каждом человеке уникальную индивидуальность. «Быть трансперсоной – значит видеть вне матрицы гендера, понимать, что мужчины и женщины – перформативные и соматические фикции, убежденные в своей материальной реальности». А вот что терпеливо повторяет мне двадцатидвухлетняя дочь Эбби, когда я говорю ей, что гендеров должно быть десять или двадцать: «Ты не понимаешь. У каждого человека – свой собственный гендер. Сколько людей, столько и гендеров». Всего несколько пассажиров в вагоне можно развести по противоположным концам бинарной оппозиции: женщина в узких джинсах, с полным макияжем и тщательно уложенными волосами, и двое мужчин с широко расставленными ногами и бицепсами, выпирающими из рукавов футболок. Все остальные – ближе к центру. Вот пожилая китаянка в кроссовках, брюках цвета хаки и толстовке, ее волосы острижены почти под ноль. Грузный парень с большими грудями перебирает заметки по математике. Кажется, кто-то намеренно выглядит андрогинно, а кто-то даже не подозревает этого, например девушка в массивной черной оправе, как у Кларка Кента, мужской белой рубашке и брюках или молодой латиноамериканец в узких джинсах, блестящем свитере и крупными кольцами в ушах.
Аристофан утверждал, что, кроме мужчин и женщин, раньше существовал третий пол – создание с четырьмя руками, четырьмя ногами и двумя головами. Мужчина/женщина, женщина/женщина, мужчина/мужчина – эти существа были округлыми и настолько сильными, что нередко нападали на богов, восходя колесом на вершину Олимпа. Так что Зевс, в надежде ослабить силу третьего пола, решил разделить их. Разрезал их, «как разрезают перед засолкой ягоды рябины или как режут яйцо волоском»[63]
.Я услышала о животном с двумя спинами в шестом классе, когда впервые начала чувствовать одиночество в детской кровати, страстно желая не только секса, но и найти свою мужскую половинку. «Каждый из нас половинка человека, рассеченного на две камбалоподобные части, – объясняет Аристофан, – и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину». Теперь мне стало интересно, правильно ли я поняла свое подростковое влечение к отделенному от меня мужскому телу. Может быть, я всегда хотела возвращения к себе, сращения мужского и женского внутри меня самой.
«Тело <…> – это сердце мира, – пишет Мишель Фуко, – в котором зарождаются и из которого исходят все возможные места, реальные или утопичные».
В последнее воскресенье августа, высадив свою дочь Эбби на автовокзале Монтичелло в Нью-Йорке, с которого она отправится в колледж, я поехала обратно по Семнадцатой авеню и свернула у поселка Роско к озеру Кристал Лейк. Эбби провела со мной несколько дней за городом перед началом занятий в колледже. Мы спустились на надувной лодке по реке Делавэр, помотались по комиссионкам городка Калликун, испекли лимонный пирог. В наших отношениях почти нет напряженности, во многом благодаря ее характеру. Даже когда дочка была еще маленькой и злилась на меня, она брала мою большую руку в крошечную свою и говорила: «Ты не понимаешь. Давай я объясню».