В «Учебнике по гневу для женщин» (
Мне оказались близки не только идеи «Учебника», но и эмоции призрака, скрытого между его страниц. Его прежняя хозяйка оставила пометки карандашом напротив симптомов, появившихся потому, что она снова и снова загоняла ярость глубоко внутрь. Пугающие мысли. Ирония. Улыбка в ответ на причиненную боль. Тревожные сны. Медлительность. Внезапное прерывание зрительного контакта с другим человеком. Смех, когда не происходит ничего смешного.
В молодости меня влекли женские персонажи, подавленный гнев которых перерастал в меланхолию, из-за которой они чувствовали себя нереальными, призрачными. В романе Джин Рис «Доброе утро, полночь» Саша Дженсен наблюдает сквозь витрину магазина, как пожилая женщина, постаревшая копия ее самой, примерят шляпу. Лицо женщины
Саша стыдится заношенной одежды и скрытого под ней бесплодного тела, она отчаянно желает быть невидимой. Ведь невидимость – это состояние сознания: «Если сделать ум пустым и безучастным, то пустым и безучастным станет и лицо, а ты – невидимкой». В конце романа Саша настолько несчастна, что какая-то часть отделяется от нее, подобно духу. «Кто это плачет? Та же, кто смеялась на лестнице, целовала его и была счастлива. Это же я, я сама, я плачу. Другая, – пишет Рис. – Но откуда мне знать эту другую? Это же не я».
Как показало исследование 2007 года, одинокие люди чаще верят в сверхъестественные силы. Это связано с тем, что они живут одни и сильнее боятся чужого проникновения в дом. Когда у вас нет настоящих друзей, мозг начинает создавать призрачных недругов. Острее всего я чувствовала одиночество в тот год, когда жила в резиденции Университета Миссисипи в Оксфорде, в роскошном доме напротив усадьбы Уильяма Фолкнера. Мой первый брак распадался на части, меня ждало будущее матери-одиночки. Как-то ночью я уложила дочь в кроватку и читала в постели. В большой комнате было темно – единственная лампа освещала лишь страницы книги. Спальня была размером со всю мою квартиру в Бруклине. Я слышала, как снаружи ветер отстукивает ритм в соседском дворе и ветви кизила скребутся о стену дома.
В рассказе «Да покоится она в мире» викторианской писательницы Синтии Асквит говорится о женщине настолько восприимчивой, что в ее тело, а постепенно и в сознание проникает дух умершей девушки. «Не знаю, как вам объяснить, – говорит она врачу, – я пытаюсь сказать, что не существует никакой настоящей, неизменной, подлинной Меня». Асквит признавала, что сама испытывает подобное: «Я чувствую себя бесконечно изменчивой. Такой неопределенной. Совершенно разной рядом с каждым из моих друзей, и абсолютно никем наедине с собой». Асквит чувствовала себя призраком, и в ее историях живые и мертвые персонажи оказываются взаимозаменяемыми. «Я считаю <…>, – пишет критик Рут Д. Уэстон, – что Асквит перенимает восприятие себя патриархальным обществом со всеми его внутренними противоречиями и пренебрежением рациональными объяснениями».
По-настоящему в «Да покоится она в мире» ужасает не столько борьба девушки-рассказчицы с привидением с кладбища неподалеку, сколько то, что в одиночестве Асквит чувствует себя «как вода, которая вытекла из разбитой чашки – беспрепятственно пролилась наружу, чтобы снова впитаться в пустоту».