Я поднялась по ступеням метро, толкнула турникет и устремилась в ненастье осенней ночи. Уже на выходе со станции я почувствовала, как грудь кипит от неистового, пламенного гнева. Я прошла мимо темных деревьев Проспект-парка и двинулась дальше, к Флатбуш-авеню. Некоторые люди говорят, что гнев ослепляет, застит глаза. Со мной все было наоборот – ярость обострила внимание. В мокром асфальте отражалась красная вывеска банкомата. Я видела, как в магазинчике на углу полицейский покупает кофе в белом бумажном стаканчике. Я шла дальше, мимо маникюрного салона с пирамидой лаков всевозможных оттенков, мимо овощного с лимонами и лаймами, блестящими за стеклянной дверью, налево, в район Мидвуд, под беснующиеся кроны, так же мало походившие на деревья в мягких лучах солнца, как живой человек на зомби. Ветви яростно хлестали в зеленоватом свете фонарей.
Мне было о чем переживать. Я не была уверена, что смогу собрать достаточно денег на колледж для дочери, а еще появилось какое-то странное кожное заболевание: под лямками бюстгалтера и под поясом джинсов проступила сыпь. Но все это отошло на второй план. В ту ночь весь гнев концентрировался исключительно на моем муже.
У Майка много хороших качеств, но аккуратность – не его сильная сторона. Он часто в шутку рассказывает о том, как сосед заглянул к нему в окно, пока его не было дома, и вызвал полицию, решив, что грабители перевернули все внутри вверх дном, как он поджег банку арахисового масла или как из люстры над его головой несколько лет капала вода. Когда я приезжала к нему в Вирджинию, пока мы поддерживали отношения на расстоянии, в квартиру каждую ночь приходил енот, научившийся пользоваться дверцей для кошек, чтобы порыться в мусоре.
Майк переехал в Бруклин в 2005 году, мы поженились в 2008-м. Совместная жизнь никак не повлияла на его неряшливость. Кажется, он находил какое-то очарование в беспорядке, но я десять лет до этого с трудом воспитывала ребенка в одиночестве и видела в его небрежности не только дополнительную работу по дому, но и угрозу. Моя мать умерла годом раньше, одна в своем доме в Олбани, штат Нью-Йорк. Пока я добралась до нее из Бруклина, тело успели увезти, но внутри нас с братом ждал хаос: по всему полу валялись газеты, опрокинутые ящики и пустые контейнеры из-под еды.
Неаккуратность Майка отдавала для меня смертью, таила дурное предзнаменование. Я боялась, что от его беззаботности пострадаю я или моя дочь. Он повсюду оставлял грязную одежду, не закрывал дверцы, не задвигал ящики и ни разу не предложил приготовить еду, сменить кошачий лоток или заправить постель.
Оглядываясь назад, я понимаю, что причины моего бешенства лежали намного глубже неаккуратности Майка. Мы десять лет жили с дочерью вдвоем, и я успела забыть, как просто мужчины переключаются: как их полностью поглощает работа, спортивная команда, компьютер. Я была зла на него за то, что он заставлял меня нести всю тяжесть совместного быта в одиночку, так же сильно, как и на себя саму за то, что чувствовала гнет и ответственность за исполнение домашних дел.
В эту ночь мой внутренний конфликт достиг пика. Стоит ли высказать все мужу или и дальше держать это в себе? Я только свернула к Бедфорду, но уже знала, что в раковине меня будет ждать грязная посуда, а в спальне – незаправленная кровать. Что найду его трусы на полу, несмытый плевок в раковине ванной и даже мочу в унитазе. Холодный ветер бросал в лицо крупинки льда. У обочины валялись собачье дерьмо и куриные кости, красный глаз светофора смотрел по сторонам, как гигантское бесовское наваждение. Мне казалось, будто ветер не только дует в грудь, облепляя тело курткой, но и сквозит в голове, настежь распахивая дверь навстречу моему гневу.
Как и многие женщины, большую часть жизни до менопаузы я расстраивалась, а не злилась. Я сдерживала и подавляла гнев, пока мне почти не удалось убедить себя, что я не испытываю его вовсе. Я упивалась ощущением расщепленности, полупрозрачности. Это было немного похоже на опьянение – не иметь единого «я». Быть невесомой, как призрак. «Чтобы не чувствовать гнева, женщине иногда приходится отказываться от проявления любых эмоций», – пишет психотерапевт Мэри Валентис.