Я встала, сказала, что пойду на массаж, выскользнула из жара парной и пошла через коридор к стойке, за которой высокая блондинка читала что-то в мягком переплете под техно. Низенькая переоделась в фирменный красный халатик и сидела на полу у стены, по-прежнему разговаривая по телефону. У нее был неоново-оранжевый педикюр. Высокая посмотрела на меня так, будто забыла, что я уже расплатилась. Но потом широко улыбнулась – уголки губ распороли щеки. Сказала что-то резкое на русском. Низкая резко встала и быстро пошла по коридору. Она сняла халат, повесила его на крючок. Ее пышное тело все же было молодым и привлекательным: тяжелая грудь с крупными набухшими сосками, между ног совсем не было волос, только щель – темно-розовая и бугристая. Я смотрела, как она распахнула дверь сауны и исчезла внутри.
Ее тело напомнило мне о том, как я впервые увидела плоть, не принадлежавшую никому из членов семьи. В старших классах я встречалась с парнем. После кино и пиццерии мы лежали на клетчатом пледе под желтым школьным автобусом на парковке баптистской церкви. После часа поцелуев и настойчивых ласк прямо под животом у него вдруг возник упругий розовый объект. Член казался не связанным с его телом, грубым, незаконченным, как смятый в колбаску ком глины.
Вы можете подумать, что если, как я, взрослеешь в 1970-е, то в физическую жизнь проникают все достижения эпохи. Вы ошибетесь. Свободная любовь была лишь по телевизору – чем-то далеким и постоянно поносимым моей матерью. Я помню свою одержимость Джоном Денвером, Бобби Шерманом, ступнями моей лучшей подруги Мэнди Месснер в коротких кружевных носочках. А еще мне нравились сильный дождь, прикосновение к коже мха и пены для ванны. Я слышала о мастурбации, но знала только то, что ею занимаются мальчики. Вряд ли я догадывалась, что женщины могут стимулировать себя и доводить до оргазма. Секс всегда был чем-то внешним, а не внутренним. Секс был чем-то, чем может заняться с тобой мужчина, а не неотъемлемой частью внутренней реальности. Я думала о своей вагине, если вообще думала о ней, как о ничем не заполненной пустоте. Я была словно кукла – если ее вскрыть, внутри нет ничего, пробел, пустое место.
На развитие моей сексуальности влияло негативное отношения матери к сексу. Как и многих женщин в 1950-х годах – до того, как появление противозачаточных таблеток сделало половые отношения до замужества менее опасными, – ее учили, что внебрачные связи могут разрушить жизнь женщины, что желание нужно подавлять, что наслаждаются сексом только потаскухи. Идеи свободной любви пугали ее и вызывали непонимание. В тот один-единственный раз, что мы разговаривали о сексе, она сказала, что сношение – это омерзительно, что у тебя по ногам течет сперма. Когда я опаздывала домой или надевала топ, слишком обнажающий грудь или живот, или шорты, недостаточно закрывающие бедра, мать осуждала мою подростковую сексуальность. Она боролась с ней и проиграла.
Ее порицание не удержало меня от того, чтобы заниматься сексом, но долгое время не позволяло наслаждаться им. Потеряв девственность, я заперлась в ванной комнате квартиры, которую мой парень снимал с парой друзей из колледжа. Чтобы побыть с ним, я соврала родителям, что ночую у подруги, и ехала два часа по трассе. Это был совершенно новый уровень лицемерия. У меня голова шла кругом. Я рыдала, обнимая унитаз, меня рвало обедом, а потом и желтой слизью. Я помню, что штора для душа держалась всего на нескольких петлях, а по ее нижнему краю кружевом тянулась черная плесень. Что же я наделала? Я раз и навсегда отрезала себя от матери, от семьи и вошла в поток страшной силы, которую никогда не смогу контролировать. Я чувствовала сокрушительную мощь секса. Этот хаос, выбивающий почву из-под ног: «Все то потерянное, трагическое, что несет в себе человек, это “ослепляющее чудо” можно познать только в постели», – писал Жорж Батай. Мой бойфренд пытался уговорить меня выйти, но я уснула на полу и проснулась от рассеянного света, пробивающегося сквозь матовое оконное стекло, и голоса партнера, снова зовущего меня из-за закрытой двери.
В этой книге я не говорю о мужчинах и моем отношении к ним – я только рассказываю историю своего тела, ног, рук, рта, вагины. Чего оно хотело, как боялось, как неустанно шло вперед, каким трусливым и бесстрашным иногда бывало.