Жизнь на общем языке

Вот и сегодня Клавдия задержалась дольше обычного, поздно завершив последний свой прием и выскочив из клиники уже около девяти вечера. Шла осторожно, старательно обходя ледяные наросты на тротуаре, опасаясь поскользнуться, и ругала себя мысленно почем зря: ну на кой она соглашается на все эти авралы? Надо уже как-то бережнее начинать относиться к себе и ребенку, отдыхать больше, думать о хорошем…

– Клава, – неожиданно окликнул ее знакомый голос, от которого у нее заныло что-то в груди и мурашки пробежали по спине от затылка до пяток.

Она замерла на месте и посмотрела туда, откуда раздался этот самый прекрасный голос, подумав: может, ошиблась?

Нет. Не ошиблась: широко шагая, торопясь, к ней приближался Матвей Андреевич Ладожский собственной персоной, главный герой всех ее сновидений и виновник всех ее переживаний и душевных терзаний.

– Привет, – подойдя к ней, поздоровался Матвей.

– Привет… – прошелестела в ответ Клавдия, находясь в растерянности от неожиданности, и спросила: – Ты меня что, тут ждал? Или как-то мимо?..

– Я тебя ждал, – кивнул он.

– Зачем? – не приходя в «сознание», спросила Клавдия.

– Поговорить, – объяснил Матвей.

– Здесь? – обвела она удивленно рукой арку, из которой только что вышла, и проспект со стоявшими в глухой пробке автомобилями у Ладожского за спиной.

– Ну, для начала можем сесть в машину, – предложил он. – Или, если хочешь, зайдем в кафе, – кивнул он в сторону кафешки.

– В кафе не хочу, – честно призналась Клава. – Давай начнем с машины.

– Давай, – с явным облегчением согласился Ладожский и взялся за лямку ее рюкзака, просто сообщив: – Я понесу.

– Ну неси, – разрешила Клава.

– Тут совсем рядом, – не сильно информативно сообщил он, закидывая ее рюкзак на плечо и придерживая Клавдию под локоток.

Его машина обнаружилась действительно совсем рядом – буквально за углом, припаркованная у тротуара на разрешенной стоянке.

Положив рюкзак на заднее сиденье, Матвей открыл перед Клавдией дверцу пассажирского переднего, помог приподняться и забраться в высокий джип, закрыл за ней дверцу, торопливо обежал капот и сел сам на водительское место.

Захлопнул дверь, отсекая уличный шум от салона. И…

Они молчали. И на сей раз это их неловкое и какое-то вымученное молчание весьма ощутимо давило на обоих.

– Клав… – нарушил сгустившуюся маятную тишину Матвей, неожиданно развернулся всем корпусом и потянулся за чем-то назад. – Это тебе, – выпрямившись, протянул он ей букет роз.

Да не простых себе роз, а именно таких, какие больше всего любила Клава: крупных, как хризантемы, разваливающихся бледно-розовыми лепестками, старинного кустового сорта, совершенно одуряюще, бесподобно пахнувших поздней осенью, прозрачным небом с высокой синью, приглушенным солнцем, спелым виноградом, сладким вином и счастьем…

– Запоздалые цветы… – прошептала Клавдия, прижимая к себе букет, готовая расплакаться.

– Да, – вздохнул покаянно Матвей, – запоздалые. Я как-то выпустил из виду этот момент.

– Откуда ты узнал, что я люблю именно такие? – подняла на него переполненные слезами глаза Клавдия.

– Спросил у Софьи Михайловны, – объяснил Матвей.

– А что ты еще у нее спросил? – напряглась Клавдия, сразу же забыв плакать.

– Когда ты сегодня заканчиваешь прием, – доложил Ладожский.

– И все? – уточнила она.

– И все, – кивнул он, явно думая о чем-то ином, и неожиданно признался: – Не знаю, как начать разговор. Нервничаю ужасно.

– Ты нервничаешь? – подивилась Клава.

– Еще как, – уверил ее Матвей и таки решился: – Я был неправ, Клав.

– Разве ты бываешь неправ? – удивленно посмотрела на него она. – Ты же всегда все старательно обдумываешь, прежде чем что-то делать или говорить.

– Обдумываю, – подтвердил он, – старательно. Но в этот раз я допустил тяжелую ошибку. Случается, что я не всегда правильно что-то рассчитываю или пропускаю важные параметры проблемы. – Подумал и уточнил: – Правда, редко.

– И в чем ты ошибся?

– В том, что ожидал от тебя немедленного согласия на мое предложение, не приняв в расчет и не подумав о том, что у тебя сын и Софья Михайловна…

– И Роберт Ромуальдович, – внесла дополнение в список Клавдия.

– И Роберт Ромуальдович, – на полном серьезе кивнул, соглашаясь с ней, Матвей. – И тебе необходимо думать не только о себе, но и об их интересах и жизни.

– Необходимо, – подтвердила Клавдия.

А он снова замолчал. Молчала и Клава, наклонилась к цветам, с удовольствием вдыхая аромат роз. Ладожский вдруг снова потянулся на заднее сиденье, а повернувшись обратно, вручил Клавдии пакет с чем-то твердым и прямоугольным внутри, почему-то забрав у нее из рук розы.

– Тебе будет неудобно, – пояснил он, снова сунувшись назад, убирая букет, – пусть пока здесь полежат.

– Ну пусть, – озадаченно согласилась она, потерявшись немного от таких рокировок.

– Открывай, – предложил Матвей, снова ровно усаживаясь.

Осторожно заглянув в пакет, поизучав пару мгновений его содержимое, недоумевающая Клавдия извлекла из него плотно закрытый на защелки объемный, непрозрачный контейнер.