Жизнь наоборот

В аптеке на Сенной толпились люди: они стояли, разбившись на очереди в три кассы, остальные четыре не работали. Духота и долгое ожидание вызвали в посетителях неприкрытую агрессию. Кто-то скандалил, кому-то наступили на ногу, несколько человек никак не могли уяснить, откуда начинается очередь. Так шумно бывает на вокзалах, рынках и в супермаркетах. Это те самые места, где любой обитатель каменных джунглей может открыто и безнаказанно проявить своё одичание. Когда шум заполнил собой всё помещение до потолка и, угрожая вырваться на Московский проспект, стал упорно долбиться в пластиковые окна, открылась ещё одна касса. Когда-то сухопарая и миловидная, но со временем погрузневшая женщина напоминала собой оплывшую и потухшую свечу. Угрюмый взгляд из-под низко опущенных век, тонкие волосики, вытянутые в ниточку поджатые губы составляли зловещий портрет какого-то чудовища, по ошибке одетого в женскую одежду.

— Мне, пожалуйста, что-нибудь от иммунитета, — просунулся в окошечко старичок, уставший от долго стояния.

— Что-нибудь? — визгливо переспросила женщина, слегка приоткрывая сонные глаза.

Старичок содрогнулся. На него уставились два слезящихся среза; сразу было не понять, что это, но это были глаза — узкие и безграничные, как смотровая щель. Они всасывали в себя, как насос. И там, в глубине, безумствовала бездонная пропасть.

— Да, — с достоинством вскинулся старичок, — что-нибудь от иммунитета.

— Нет таких лекарств. И болезни такой нету! От иммунитета не лечат. А тебе уже ничего не поможет! — яростно прошипела женщина, прикрывая смотровые щели, видимо, боясь самой себя, чтобы не наброситься на посетителя через крохотное окошечко. — От иммунитета только кладбище помогает.

Шёпот исходил такой яростью и злобой, что невольно перешагнул через барьер и достиг ушей каждого, кто толкался в очередях аптеки. Люди на миг замерли, затем в толпе появился ропот, постепенно нараставший по системе: громко-ещё громче-совсем громко. Народное возмущение выплеснулось на проспект, побесилось, поплясало и, не найдя сочувствующих и поддерживающих, вернулось в аптеку и покатилось в другую сторону помещения — туда, где сидела заведующая.

Она только что пообедала. Несмотря на обилие кафе и закусочных в районе Сенной площади, нормально перекусить было негде. Возможность отравиться преобладала над возможностью утолить голод за сравнительно небольшие деньги. Все офисные и учрежденческие работники таскали с собой контейнеры с домашней едой. Аптечные сотрудницы мало чем отличались от офисных, к тому же перерывы на обед были регламентированы, поэтому очереди в аптеке в середине дня оказывались грандиознее и скандальнее, чем утром и вечером.

— Чего там? — пробурчала заведующая аптекой.

Она только что начала готовить чайную церемонию, что в условиях тесного пространства сделать не так-то просто и занимало много времени. На столе, заваленном бумагами-счетами, стояло блюдечко с домашней выпечкой.

— Опять ЭТА чудит!

В том, что ЭТА снова чудит, никаких сомнений не было. Гул возмущения перекатился по полу и заклокотал под потолком. Заведующая тихо вздохнула. В аптеках не хватает толковых провизоров, вечная кадровая текучка выедает половину аптечного коллектива, но и с ЭТОЙ придётся расстаться. Прямо сейчас! Заведующая взглянула на закипающий чайник и прищурилась. Расставаться, так с музыкой. Никто не знает, как получилось, но в аптеке собрались одни блондинки, все светленькие и ни одной тёмненькой: ни брюнетки, ни шатенки. Молоденьких тоже не было. Немного странно было наблюдать за передвижениями полных, худых и среднего телосложения белокурых женщин. Размеренно и неторопливо, словно прощаясь с жизнью, блондинки подбирали лекарства для страждущих сограждан. Или уже простились.

Заведующая медленно кивнула женщине с мелкими блондинистыми кудряшками, та не спеша выдвинулась из тесного помещения, подошла к ЭТОЙ и что-то прошептала. Они долго препирались. Гул возмущения вновь выкатился на Московский проспект, нарастая и захватывая в свой ареал как можно больше народу. Старичок клонился книзу, его сгибал надвое предстоящий обморок. Наконец, ЭТА встала и, гордо тряхнув головой с тонкими прядями, прошествовала на «Голгофу». Она уже знала, что её уволят. Прямо сейчас. Так и случилось. Заведующая, трясущимися руками отодвинув блюдечко с выпечкой, подписывала приказ об увольнении. Всё произошло без слов, будто обе женщины долго готовились к акту прощания.

— Нинель Петровна! — со вздохом произнесла заведующая и многозначительно замолчала, словно мысленно продолжила диалог с бывшей уже сотрудницей аптеки.

— Вы ещё пожалеете! — крикнула ЭТА и, двинув рукой, задела блюдечко с пирожками, которое немедленно брякнулось со стола.