Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

В Президиуме ВСНХ вопрос о монополии внешней торговли был обсуждаем со всех точек зрения; особое внимание было обращено на организацию более быстрой и экономной закупки заграничного оборудования для наших заводов. В виду того, что полпредства заграницей не могли иметь достаточного количества сведующих инженеров по всем отраслям промышленности, легко могло случиться, что будет заказано не то оборудование, которое требуется для данного треста. Конечно, тресты могли командировать своих экспертов в помощь торгпредству, но все-таки решающий голос будет принадлежать торгпредству, в особенности, если принять в соображение, что заграничная кон’юнктура ему будет гораздо лучше известна, чем прибывшему инженеру треста. С другой стороны, имея в виду громадную нужду в дорогом иностранном оборудовании, советское правительство не могло разрешить трестам свободно закупать заграницей необходимые им машины, так как мы не имели для этого достаточного количества валюты. Положение финансов СССР к концу 1921 года находилось в очень печальном состоянии, и наш золотой рубль оценивался в 100,000 советских рублей, а золотой запас дошел до очень малой суммы. Во избежание проволочек и бюрократизма, в Президиуме ВСНХ был поднят вопрос также о слиянии торговли и промышленности в один комиссариат, — подобно тому, как это имело место в нашем хозяйстве до войны при царском режиме. После двух заседаний, посвященных этим вопросам, Президиум единогласно вынес решение о целесообразности слияния комиссариатов ВСНХ и Внешней Торговли в один и о предоставлении трестам права делать в известных пределах закупки оборудования на заграничных рынках в виду крайней необходимости быстро восстановить нашу промышленность. Наибольшим защитником этой реформы являлся И. Т. Смилга. Постановление Президиума было отправлено в Совнарком, где, как увидим ниже, оно было отменено.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

МОЯ ПОЕЗДКА ЗАГРАНИЦУ С МИССИЕЙ ОТ ПРАВИТЕЛЬСТВА

11-го декабря 1921 года, получив разного рода инструкции и поручения я выехал из Москвы заграницу. Мой путь лежал на Ригу, так как в то время не было налажено удобного сообщения через Польшу. Я ехал заграницу в подавленном настроении духа и не имел радужных надежд. Я был представителем побежденной страны и членом нового советского правительства, к которому относились тогда почти что с презрением, — и, кроме Германии и Англии, оно нигде не было признано. Но мое самолюбие должно было отступить на задний план. Желание помочь своей стране выбраться из тяжелого экономического положения придавало мне энергии выполнить возложенное на меня поручение.

Как члену правительства, мне дали особый дипломатический паспорт, но так как транспорт находился в печальном состоянии, то я получил место в купэ мягкого вагона, где, кроме меня, помещались еще три пассажира, из которых два оказались «американцами», а третьим был наш советский служащий, командированный от треста Главщетины для продажи щетины в Америке; этот товар мы экспортировали в Соединенные Штаты в довоенное время. Два мои соседа — «американцы» были евреи из России, уехавшие в Америку перед самой войной и потому хорошо говорившие по русски. Один из них приезжал в Россию, чтобы ангажировать хорошую балерину для зимнего сезона в Соединенные Штаты. Когда я ему упомянул о балерине Е. В. Гельцер, двоюродной сестре моей жены, то узнал, что он ее видел и говорил с ней, но, что она по своему репертуару не подходит для вкусов, царящих теперь в балетном мире Америки.