Насколько в 1921 году все было не налажено, можно судить по тому, что никому из пассажиров не выдавалось на ночь постельного белья, и только мне, в уважение моего положения, была дана одна простыня и подушка без одеяла, так что ночь до Риги пришлось спать нераздетым. В Риге на советском открытом автомобиле я был доставлен в торгпредство, при котором находилось общежитие для советских служащих; в виду того, что все комнаты были заняты, первую ночь мне пришлось спать в проходной комнате без особых удобств. Я пробыл в Риге три дня и, конечно, заметил громадную разницу в настроениях, которые царили в Латвии по сравнению с нашими, советскими. Мне пришлось посетить моего хорошего знакомого г. Товбина, находившегося в связи с заводом Шеринга в Германии. У него я встретил инженера (латыша) Венгера, который был одним из технических директоров Тентелевского Завода и с которым мне пришлось иметь дело во время войны. Венгер за свои заслуги по Тентелев-скому Химическому заводу и за долгую службу получил большую денежную награду и решил отдохнуть и поправить свое расшатанное во время войны здоровье. Втроем мы провели очень приятный вечер, вспоминая о пережитом во время войны и революции. Из Риги я выехал в Берлин уже в международном спальном вагоне со всеми удобствами и через полтора суток прибыл в Берлин. Под’езжая к Берлину, я разговорился с одним англичанином, пассажиром соседнего купэ, который долго жил в России и хорошо говорил по русски. Он имел в настоящее время дело в Риге и ехал в Лондон. Это был мой первый разговор заграницей на политические темы, и так как я довольно пессимистически смотрел на будущее моей родины, то он старался меня успокоить и предсказывал мне в недалеком будущем полное восстановление России, к которой он имел большую симпатию и верил в ее будущее могущество. Было очень приятно слушать подобные мысли от иностранца, в особенности от англичанина.
Так как мне рекомендовали в Берлине остановиться в Kurfiirst Hotel, который находился около Zoologischen Garten, то я по окружной дороге добрался до Цоо и поехал в указанный отель на дрожках. Но в то время в Берлине было такое переполнение гостинниц, что нигде не было ни одной свободной комнаты. Мы перебывали в нескольких отелях, но все было напрасно: я везде получал отказ, и был в ужасном затруд-нении.Меня выручил мой возница, который предложил поехать в маленький отель на углу Нюренбергер- и Курфюрстенштрассе. Здесь мне предложили комнату, которая предназначалась вероятно для прислуги, т. к. она была до того мала, что могла служить только для спанья, но никак не для того, чтобы проводить в ней день; в ней были только кровать и стул, на котором был кувшин с водой и таз. Но я рад был и такому помещению, тем более, что мне было предложено писать письма, читать и завтракать в особом салоне. Так как Товбин мне дал адрес в Берлине другого инженера Вайнова (эстонца), служащего на заводе Shering’a, который ранее революции работал на филиальном заводе Shering’a в Москве, то я не замедлил тотчас-же позвонить ему по телефону. Он очень обрадовался моему приезду в Берлин, и пригласил меня в тот-же день обедать с ним в русском ресторане Форстера. Когда он, заехав за мной, увидал, в каких условиях я был принужден жить, то он тотчас-же пообещал мне на другой день устроить меня в хорошем отеле Ftirsthof Hotel на Potsdamer Platz’e, где у него был очень хороший знакомый, один из директоров этого отеля. Впоследствии я узнал, что отель, в котором я остановился по совету моего возницы, вовсе не предназначался для обслуживания приезжающих по делу людей, а служил только для любовных ночных свиданий; мне дали уединенную маленькую каморку, предназначенную действительно для прислуги, чтобы веселые ночные гости, приезжающие для развлечения, не мешали бы мне спать и своим весельем не внушали бы мне каких-либо подозрений относительно приютившего меня отеля. Вайнов на другой же день исполнил свое обещание, и я перебрался через два дня в один из лучших отелей в Берлине.
г