Жизнь Отечеству. Честь никому. Памяти адмирала Ивана Ивановича Чагина

Читаем воспоминания Витте дальше: «Когда императорский поезд прибыл в Яссы, мы вышли из поезда и стали около вагона, где находился император. Государь, открыв окно, смотрел вдаль… Вдруг я вижу, что глаза его, устремленные на платформу, остановились, и он стал пристально к чему-то присматриваться и дышал крайне тяжело. Естественно, мы все обернулись и стали смотреть в этом же направлении. И вот я вижу, что там стоит ротмистр Кузьминский, но уже в черкеске со всеми своими Георгиями. Император, обращаясь к нему, говорит: «Ты ротмистр Кузьминский?» Тот говорит: «Точно так, Ваше Величество». Потом начинает подходить ближе к вагону, чтобы, по-видимому, просить прощения у Государя, а Государь ему говорит: «Ты дезертир, ты убежал из моей армии без моего разрешения и без разрешения начальства…» Потом император скажет начальнику тыла армии генералу Кателею «арестовать его и посадить в крепость». И вдруг я вижу, что Кузьминский вынимает кинжал и преспокойно всовывает его себе в сердце. Для того чтобы император Александр II этого не заметил, мы все обступили Кузьминского: вынимать кинжал было поздно, так как наполовину он всунул его в сердце. Окружив его для того, чтобы он не упал, а стоял, мы постепенно, прижимая его, двигались прочь от вагона. К этому времени подоспели другие офицеры, так как на платформе было много людей. Таким образом, мы потащили его в комнату… и положили мертвого на ступеньки… Между тем император не отходил от окна, не понимая, в чем дело, все спрашивал: «Что такое? Что случилось?» Для того чтобы выйти из этого положения, я обратился к начальнику железной дороги, прося его как можно скорее отправить поезд. Император продолжал недоумевать и спросил меня: «Разве время вышло, почему поезд отправляется?» Я сказал: «Точно так, Ваше Императорское Величество. Я здесь больше не начальник, а, по-видимому, поезд должен отправиться, потому что время вышло». Затем, когда поезд ушел, мы подошли к Кузьминскому; он был мертв… В Кишиневе из императорского поезда пришла телеграмма за подписью военного министра. В ней император соизволил простить Кузьминского и «в крепость не сажать».

А как же тогда расценить гнев Александра II на сына в случае с Генниусом? Двуличие? Несомненно. Император слишком значимая фигура в Российской Империи, чтобы не понимать и не отвечать за совершённое им деяние!

Далее Витте предполагает, что, по всей вероятности, императору было доложено о Кузьминском как о человеке, достойном всякой похвалы. За арестованного, вероятно, вступился и цесаревич Александр Александрович. Но ротмистра уже было не вернуть…

История не знает сослагательного наклонения, но, в данном случае, роли отца и сына поменялись. Урок ли это, из которого цесаревич сделал вывод или случай нам уже не узнать. Остаётся только одно очевидным – жизнь за царя и Отечество, честь никому!

Судя по всему, император просил членов Священного Синода РПЦ, чтобы было разрешено отпевание Петра Кузьминского, мотивируя тем, что самоубийца имел тяжелые ранения и, возможно, пребывал в состоянии аффекта.

Напишем и о трагической судьбе российских генералов – Даниила Александровича Герштенцвейга (1790–1848) и его сына, Александра Даниловича Герштенцвейга (1818–1861).

Генерал от артиллерии Д.А. Герштенцвейг застрелился в августе 1848 года под влиянием тяжелого нравственного состояния. Он не сумел своевременно выполнить приказ государя о вступлении его корпуса на территорию турецкой Молдовы. Там начались волнения. Был похоронен с отпеванием недалеко от Одессы. Могила сохранилась. Генерал, будучи военным администратором, помогал обустраивать эту часть Новороссии.

Генерал-лейтенант Александр Данилович Герштенцвейг был Варшавским военным генерал-губернатором. В июле 1861 года в Царстве Польском назревало новое вооруженное восстание против России. Герштенцвейг был сторонником строгих мер для прекращения волнений и в этом отношении не сходился во взглядах с наместником Царства Польского графом К.И. Ламбергом. Между ними произошел публичный конфликт, с взаимными оскорблениями. Наместник выпустил на свободу нескольких активных польских бунтовщиков. Они были ранее арестованы по приказу Герштенцвейга, которого Ламберг не известил, что отпускает поляков на свободу.