Затем последовал неожиданный заказ от кинорежиссера Александра Згуриди на создание натуралистичных кукол-слонов, внутри которых находился бы человек и управлял своим персонажем. По сценарию Згуриди, снимавшего фильм о животных, слоны вступали в битву друг с другом, но живые существа этого делать не хотели. Поэтому актеры в шкурах слонов должны были в кадре изображать эту схватку.
Благодаря маленькой группе помощников, усилиями которых и создавались по эскизам Юрия ярмарочные куклы из папье-маше, на этот раз были сделаны слоны из неизвестных мне материалов. Они действительно выглядели как настоящие! Именно поэтому Красный совершенно неожиданно полюбил своих слонов и привязался к ним. Забавно было наблюдать, как Юрий в мастерской, рядом со мной, на Поварской улице, бегал вокруг «животных», иногда залезая в шкуру кого-то из них вместо актера и изображая одного боевого слона, нападающего на другого. Самым драматичным моментом в этой истории стало расставание, когда огромных кукол подцепляли подъемным краном «Пионер» (через двери они не пролезали) и старались спустить на землю, а Красный трепетно следил за процессом, давая советы. На премьере фильма Згуриди мы торжественно сидели вместе со Збарским и Красным и всерьез переживали за исход схватки между слонами.
Во время строительства мастерских каждый из нас весьма трепетно к этому относился, и мы долго рассматривали рабочие чертежи будущих помещений, внося дополнения по своему вкусу. Юрий имел оригинальный подход к проблеме, был полон конструктивных идей и часто задавал строителям совершенно невыполнимые задачи. В итоге он настолько перемудрил с чертежами, увлекаясь своими фантазиями, что к окончанию строительства одна из комнат его мастерской оказалась без окон и была лишена дневного света. Не желая признавать ошибки, на вопрос «зачем он это сделал?» Красный гордо заявил: «Я планировал сделать здесь шампиньонницу — буду разводить шампиньоны и продавать их на рынке!» — а в ответ на наши сомнения добавил: «Кроме того, я собираюсь здесь разводить слепых кур и тоже продавать их!»
В общем, идея разбогатеть, что-либо продавая, была одной из главных идей Красного. Возможно, это покажется странным, но и на Западе она доминировала в сознании Юрия.
Решение об отъезде и Лёвы, и Красного было для меня совершенной неожиданностью. Думаю, что у Лёвы оно созрело в связи с отказом властей послать нас в Японию, после того как мы честно и очень качественно сделали проект выставки в советском павильоне в Осаке. А решение Юрия, мне кажется, возникло под влиянием Лёвы. После того, что люди натерпелись во времена сменяющихся коммунистических лидеров, идея отъезда на Запад становилась поветрием.
Когда Збарский и Красный подали в ОВИР документы для получения разрешения на выезд, наступил период безвременья, наполненный ожиданием и ничегонеделаньем. Мы по-прежнему собирались вечерами или у меня, или у Лёвы, продолжали спорить: ехать или не ехать. И Юра, и Лёва продали свои мастерские. Они устраивали «отвальные», проникнутые трагическим чувством расставания, поскольку никто из нас не надеялся уже увидеться на белом свете.
В 1972 году сначала Красный, а вслед за ним Збарский уехали в Израиль. Я уже упоминал в главе о Лёве приезд в Париж в 1977 году. Этот первый глоток свободы, полученный мной и Беллой Ахмадулиной, тем не менее не дал нам возможности увидеться ни с Юрой, ни с Лёвой. Только спустя десять лет мы смогли это сделать в Нью-Йорке! Ранее я писал, как произошла эта встреча в Коннектикуте, на даче Максима Шостаковича. Так продолжилась череда наших причудливых встреч.
Значительно раньше, еще до отъезда, когда мы с Лёвой до хрипоты спорили о перспективе жизни на Западе и обсуждали наши возможности, мы соглашались только в том, что Юрий не сможет там перейти от иллюстраций, которые он делал так виртуозно, к станковому искусству. И именно в этом мы (к счастью!) ошиблись. Юрий обладал наивным взглядом на жизнь, который помог ему преодолеть барьер. В Америке он как бы раскрепостился и легко, совершенно органично стал делать свое искусство.
Во время нашего второго визита в Америку мы жили у Красного на Амстердам-авеню, угол 87-й улицы, в высоком доме в однокомнатной квартире на 29-м этаже. Когда я увидел эту нью-йоркскую квартиру Юрия, то был поражен ее сходством с московской. То же ощущение пронесшегося шторма! Не поддающийся описанию разгром, напоминавший обломки корабля после крушения. Невероятным образом в этой свалке Красный находил любой нужный ему предмет. Еще я был поражен тем, что вонь сгнившей канцелярской туши преследует меня и на другом континенте! Юрий со всеми его привычками оставался в Америке тем же Юрием, которого я знал в Москве.
Жить у Красного мы стали по телефонной договоренности. Его самого не было в тот момент в Нью-Йорке, поэтому он позвонил своему доверенному другу, у которого оставил ключи, и попросил его передать их нам, тем самым приглашая пожить у себя. Это был прекрасный дружеский акт — о нем нельзя здесь не упомянуть.