Жизнь Петра Великого

Примерно в это же время там же, на водах, скончался известный Арескин [Areschino][1319], шотландец, лейб-медик и советник царя. Его тело было доставлено в Петербург, и царь повелел воздать ему все подобающие почести, выражавшие то неизменное уважение, которое Петр питал к заслугам этого великого человека. С такими же почестями был похоронен и старый граф Шереметев, преданно служивший России до последнего дня и принесший ей немалую пользу[1320]. Проявив такую заботу о том, чтобы вознаградить заслуги своих верных слуг, царь пожелал распространить свои благодеяния и на тех, кто мог воспользоваться их плодами. Г-да Толстой, Румянцев, Ушаков [Otsacof][1321] и многие другие, поспособствовавшие раскрытию заговора царевича, были повышены в чине в зависимости от их заслуг и положения. Одновременно с этим, узнав, что некоторые его министры повинны в вымогательствах и злоупотреблениях, он решил учредить новый трибунал, чтобы провести расследование. Царь руководствовался в своей политике максимой, почерпнутой у философа, согласно которой государю следует самому раздавать благодеяния, однако, если нужно наказать виновных, приговор им должны выносить его министры: Opportet ipsum Principem bonis honores distribuere, supplicia vero non per se, sed per alios[1322]. Этот трибунал провел расследование по всей строгости, и Россия с изумлением увидела в числе виновных первых лиц государства: князя Меншикова, князя Долгорукова[1323], великого адмирала Апраксина[1324] и даже князя Гагарина, вице-короля Сибири[1325]. Последний был лишен своей губернии, которой управлял многие годы, и посажен в тюрьму, где вскоре умер. Князю Меншикову было сказано, что, «так как он дурно управлял государственной казной, он должен отдать свою шпагу и приготовиться принять другие наказания, которые будут на него наложены». Тот подчинился приказу и удалился в свой дворец под арест. Адмиралу Апраксину было объявлено, что «он лишается всего имущества и всех должностей и должен оставаться под арестом в своем доме вплоть до новых распоряжений». Князь Долгоруков защищал себя с таким красноречием, что судьи сочли за лучшее узнать мнение Его Величества, прежде чем вынести приговор. Царь, подвигнутый к состраданию воспоминаниями о великих и важных услугах, оказанных ему этими людьми, милостиво даровал им прощение, повелев им прежде пасть к его ногам и молить о снисхождении. Они должны были, однако, выплатить казне крупные штрафы для компенсации причиненного ими ущерба.

Посреди самых серьезных дел Петр Великий не забывал тешить двор веселыми развлечениями. Во время карнавала 1719 года таким развлечением была интронизация самоедского короля[1326]. Самоеды — это народ, живущий на берегах Ледового моря и состоящий в подданстве у российской короны[1327]. Царь, развлеченный беседой с португальцем по имени д’ Акоста [Dacosta][1328], провозгласил его самоедским королем. Этот человек, еврей по происхождению, неудачно пытавшийся преуспеть в Гамбурге как маклер, оказался в доме российского посланника, который представил его царю в качестве шута. Царь увидел, что этот шут весьма разумен и может быть полезен при его дворе, наименовал его для смеху графом и назначил потешным церемониймейстером: этот сан открыл ему путь к самоедскому престолу, который занимал тогда один юродивый, подвизавшийся при дворе. В древности цари имели обыкновение держать при себе определенное количество таких блаженных, подобно тому как другие государи держат шутов. Петр Великий пользовался услугами этих людей с большей для себя пользой, и вот как он это делал. Если ему нужно было сбить спесь с какого-нибудь вельможи, он давал приказ своим шутам, и те всей ватагой отправлялись к этому вельможе, угощая его какой-нибудь непристойностью, или давая ему щелчок по носу, или еще как-то его оскорбляя. Если этот вельможа бежал жаловаться царю, у того уже был готов ответ: «Это же безумец: что я могу с ним поделать?» Однако после, узнавая, чья это инициатива, спесивиться переставали. Самого главного шута двор наделял потешным титулом короля самоедов.