Жизнь Петра Великого

Если избрание этого короля было только шуткой, совсем не шуточным было изгнание отцов-иезуитов из всей России. Общество Иисуса появилось в этой стране под эгидой Венского двора, и иезуитские коллегии были уже учреждены в Петербурге, Москве и Архангельске. Когда же между двумя этими дворами случилось охлаждение из‐за покровительства, оказанного императором царевичу Алексею, царь воспользовался тем предлогом, что иезуиты пользовались поддержкой Вены, чтобы выслать их из своей страны; он также приказал доставить в свою канцелярию их бумаги. Однако, так как ради потребностей торговли католикам была предоставлена свобода вероисповедания, царь позволил приезжать в Россию для служения в храмах священникам и монахам любых других орденов при условии, что они не будут прибегать к покровительству со стороны Венского двора. Царский указ был прибит к дверям латинской церкви в Петербурге в июле и потом разослан в другие российские города[1329].

В начале 1720 года Польский сейм направил царю в качестве посла Мазовецкого воеводу[1330], и он совершил церемониальный въезд в Петербург пятого марта. Этому послу было дано поручение попытаться добиться от царя возвращения Курляндии и Ливонии как провинций, по праву принадлежащих Республике, а также настоять на возмещении убытков, причиненных российскими войсками землям короны. После серии переговоров между этим послом и представителями царя ему был дан четкий ответ, что «Его Царское Величество не может отказаться от притязаний на Курляндию, а также решительно не желает уступать Республике Ливонию, которую он силой оружия даже не завоевал, а отвоевал у тех, кто незаконно ею овладел: что же до нанесенного ущерба, то следует созвать заседание Финансового Совета, чтобы решить, каков долг царя перед Республикой и каков долг Республики перед царем». Воевода оказался в столь затруднительном положении, что был вынужден отказаться от всех притязаний и на прощальной аудиенции произнес настоящий панегирик царю Петру.

Пока в Петербурге происходили названные события, королева Швеции, явив редкий пример супружеской любви, сложила со своей главы корону и передала ее своему супругу, возведя его на престол в качестве короля[1331]. Взойдя на трон, новый король решил, что сможет завоевать любовь своих подданных, продолжив войну против московитов. Однако, обнаружив, что казна практически пуста, он стал подумывать о способах вновь ее наполнить, как вдруг получил своевременную помощь в размере трехсот тысяч скудо, которые шведам направила Франция в счет долга. Эта помощь вместе с теми средствами, которые поступили шведам из Англии и Ганноверского курфюршества, придала мужества шведам, и царь понял, что надеяться на мир с ними не приходится, если только не принудить их к нему силой оружия. Английский двор снова послал в Балтийское море свой флот под командованием вышеназванного адмирала, приказав ему присоединиться к шведскому флоту и препятствовать всем действиям московитов. Англичане, однако, хотели убедить всех в том, что единственной миссией их флота было поддержать предложение о посредничестве, сделанное Его Величеством британским королем, чтобы добиться мира между царем и Швецией, как прежде удалось его добиться между Швецией и Данией. Поэтому адмирал Норрис, прежде чем отплыть из Копенгагена, написал письмо князю Долгорукову, российскому послу при Датском дворе[1332], в котором заявлял, что «Его Величество британский король наделил своего посланника-резидента в Стокгольме, а также своего адмирала полнотой полномочий для того, чтобы те выступили в роли посредников для заключения мира на разумных условиях, и потому он просит передать это предложение Его Царскому Величеству». Долгоруков немедля ответил ему, что «царь, его государь, всегда горячо желал мира и неоднократно являл ясные доказательства этого во время переговоров, но Швеция неизменно выказывала противоположные намерения. Что же до путей заключения этого мира, то если Его Величество британский король желает сообщить нечто Его Царскому Величеству, то он может найти для этого другой, более краткий путь».