Жизнь пяти

… дух лихой живой, вечно юной молодости, смелости, храбрости, азарта открытий, какой-то вырывающейся за границы привычной разумности свободы, давным-давно покинувший эти мрачные, обжитые черствыми стариками-учеными стены, вновь наводнил узкие улочки, крохотные скверы, домики и, самое главное, сердца их обитателей. Жизнь кипела: ей понадобилось так мало и одновременно так несоизмеримо много, чтобы возродиться. Как и магии…

Магистр вздохнул с неподдельным, ликующим восторгом и не менее искренним, гнетущим переживанием.

Да, Неймар снова ожил, и за это, он раздосадовано нахмурился, серая тень пугающей маской опустилась на его суровое, угловатое лицо, приходилось благодарить Скейлера. Несмотря на всеобщее обожание, драгоценную и, что ж тут скрывать, очень своевременную, неоценимую помощь университетам и научному сообществу Мирана, поистине огромное внимание к развитию магического искусства и науки, Нердан Йорман сам не спешил петь дифирамбы молодому правителю. И когда его спрашивали: почему (правда сейчас это происходило все реже и реже, ибо хула на короля не нравилась его коллегам), всегда в ответ задавал другой вопрос: а какова цена?

Что король спросит с них за все это и, самое главное, когда. Ведь магистр не сомневался: Скейлер выставит счет, только вот пока не смог понять, в чем. Лишатся ли они независимости, учеников, знаний, должностей, академий, свободы, жизней или может быть даже способности колдовать… Чего? И хотя время шло, и все вокруг лишь расцветало и улучшалось, подстегнутое живительным дыханием вновь просыпающейся, словно от глубокого сна, магии, Нердан Йорман наотрез отказывался верить в бескорыстность правителя. Полагая, что даже если он и ошибается, даже если вдруг относится к нему предвзято, то в будущем искренние извинения будут куда уместнее, чем неожиданный, негаданный удар в собственную спину, к которому, как магистру казалось, все это неотвратимо и неминуемо вело.

3

Нил нервно задерживает дыхание и поднимает глаза к горным пикам Ижгира, которые здесь, в предгорьях на окраине Эстере, ранним летним утром кажутся ему особенно прекрасными и величественно недоступными. Их четко очерченные, поредевшие, белоснежные шапки, взмывающие в нежно-розовое с голубым небо, разбитые на плоскости склоны, изрезанные кое-где тонким разломами ущелий и темных прорехами обрывов, сверкают в лучах восходящего солнца. Он, невольно любуясь красотой утра, смотрит на горы, потому что боится, малодушно опасается взглянуть на то, что происходит всего в нескольких метрах перед ним. Там в густой, лилово-серой, плотной тени небольшого тканевого навеса на деревянном помосте около распахнутых ворот мастерской, где, отбрасывая кругом хороводы серебристых бликов, прячется очередная, рожденная изобретательной мыслью мага и умелыми руками мастера конструкция из заклинаний и металла. Боится, поскольку отчаянно, мучительно хочет, чтобы все наконец получилось.

Проходят несколько невыносимо долгих минут. Нил, стиснув влажные, липкие ладони, пальцы в кулаки и тяжело, натужно вдыхая прохладный, обжигающий разгоряченное горло воздух, уже готовится к очередному, унизительному поражению. Не в силах больше терпеть, он стыдливо прикрывает глаза. И вдруг слышит, кажется, слышит их: тихие, одинокие, хлесткие, шипящие удары приводного механизма.

Неужели… Или быть может лишь померещилось?

Теплая, крепкая, мягкая рука медленно опускается на его подрагивающее плечо, чуть сжимая, приминая грубое сукно пиджака и шелковистую, гладкую ткань скрытой под ним рубашки. Тяжесть широкой ладони приятной, покалывающей растревоженные нервные окончания волной разливается по скованному напряжением телу. И Нил понимает.

Значит, значит…

Глаза нетерпеливо распахиваются.

… все получилось.

Он, со свистом выпуская вверх тонкую струйку беловатого пара, громко, гулко, облегченно выдыхает, восторженно, еще пока не до конца уверенный в успехе, опасливо переглядывается с ошеломленным и растроганным мастером. Механизм рядом мерно, в такт заданному ритму продолжает работать, постукивая, поскребывая сцепками передач и шурша полосами ремней, перегоняя туда-сюда постепенно нагревающийся от трения воздух. Тонкий стержень питающей его преобразованным потенциалом магии вышки загадочно поблескивает в первых, прорвавшихся сквозь сумеречную полудрему дымчатого утра лучах солнца.

Браза…

Нил поворачивается к Скейлеру. Король улыбается, и в его глазах, сверкая, блестят слезы.

А как, хм… как это называется, Нил?

Вдруг, легко и изящно выгнув дугой свои темные, выразительные брови, интересуется он.

Эм… энергетическая вышка, кажется, йер Атегиеро.

Нил выдумывает на ходу. Скейлер кивает.

Я хочу такую в Миран. Две, нет, три таких! И…

Он бросает неожиданно презрительный, такой неприятный и новый для Нила взгляд на мастера.

… хм… все чертежи.