Жизнь после тебя (СИ)

— Да что уж там, я никогда этого и не скрывал. Помню, раньше тебя это не слишком волновало. Некоторое время назад, ты охотно принимал участие в моих «званых вечерах» в мэноре, — Люциус многозначительно хмыкнул.

— Это было в прошлой жизни. Причём как в переносном, так и в прямом смысле! — Снейп залпом опрокинул бокал, который наполнил для себя. Сев за стол, заваленный, как всегда, книгами и свитками, он устало потёр пальцами виски. — Она, должно быть, очень расстроена…

— Не могу больше слушать это, — Люциус порывисто поднялся с кресла, на его лице отразилось раздражение, он перекинул из руки в руку свою трость. — Ты бы должен был поблагодарить меня за то, что я открыл тебе глаза…

— Если она не хотела говорить, значит, не считала это важным ни для себя, ни для меня. Это её жизнь, и я не должен был об этом знать. Мы вторглись в её личное пространство. В первый момент, когда ты рассказал обо всем, мне стало ужасно гадко: я злился на неё и на самого себя… Но теперь, когда она вернулась…

— Даже не продолжай! — Малфой осмотрел себя, стряхивая с сюртука невидимые пылинки.

— Её глаза. Я всё ещё вижу, что они до сих пор обращены лишь ко мне! Это эгоистично с моей стороны. Я отпустил её именно для того, чтобы она нашла кого-то, кто смог бы занять в её сердце моё место, но теперь я просто упиваюсь осознанием, что этого пока не случилось! Всё это приносит ей страдание, но я не могу не получать удовольствие от того, что она всё ещё моя, пусть и не так, как раньше. В конце концов, я сам отказался от этого. Мне абсолютно плевать, где она и с кем, главное, что любит она меня!

Замерев на мгновение, Люциус внимательно посмотрел на Снейпа и усмехнулся:

— Вот это по-нашему, по-слизерински: упиваться чужими страданиями. Наслаждаться тем, что чья-то душа принадлежит лишь тебе. Хотя я всё равно с трудом могу понять, почему эта выскочка…

— Всё Люциус, уходи, — Снейп сделал красноречивый жест, указав ему на дверь. — В этом вопросе мы едва ли найдём с тобой понимание.

Воцарилась тишина.

— Если уж ты так её любишь, почему же тогда «отпустил»? — выплюнул Люциус. — Испытывай я подобные чувства хоть к одной женщине на этой Земле, то скорее убил бы её собственными руками, чем позволил покинуть меня.

— Гермиона должна жить нормальной жизнью, — отозвался Снейп. — Ей нужен человек, с которым она сможет путешествовать, создать семью, родить детей… Я всего этого дать ей не могу.

— В жизни не слышал ничего глупее! — презрительно фыркнул Люциус. — Тем более от тебя! За последние годы ты прилично размяк. Стал ужасно сентиментальным…

Северус ничего не ответил. Он снова помахал Малфою рукой в сторону выхода, и тот с надменным видом направился к двери.

Гермиона не знала, куда ей деться. Все прочие двери в коридоре были заперты, и она, не придумав ничего лучше, только отошла на несколько шагов в тень, держа наготове палочку. Удача была на её стороне, и Люциус, распахнув дверь, пошёл по коридору в сторону лестниц, не заметив её. Когда его фигура пропала из виду, Гермиона без сил опустилась на холодный каменный пол и устало прикрыла глаза. В следующее мгновение кто-то сел рядом с ней. Это был Снейп.

— Я знал, что ты здесь, — сказал он.

— Ты снова слишком много пьёшь, — устало проговорила Гермиона и положила голову ему на плечо.

***

Гермиона так и не покинула Хогвартс ни на этой неделе, ни на следующей. Серые октябрьские дни тянулись друг за другом унылой чередой дождей и промозглого ветра. Целыми днями Гермиона пропадала в библиотеке, работая сразу над двумя книгами. Министерство отложило проект по невидимым зельям на полгода и ей оставалось только ждать.

Радовало Гермиону в эти мрачные дни лишь то, что их с Северусом отношения стали заметно теплее. Ей больше нечего было от него скрывать, а ему, в свою очередь, не приходилось делать вид, что он ничего не знает. В определённом смысле их общение стало даже лучше, чем до её отъезда во Францию. Агония после расставания прошла, и обоим стало легче.

Вечерами Гермиона приходила к Снейпу и они подолгу сидели в его гостиной обсуждая книги и свежие новости. Как-то раз Гермиона даже уснула прямо там, на диване, и Северус заботливо отнёс её на руках, как ребёнка, в свою спальню, где они некогда проводили ночи полные страсти. Теперь же Северус просто лёг рядом с ней, и они спокойно спали вместе, как родственники.

Единственным, кто всё ещё нарушал душевное равновесие Гермионы, был Люциус. После случившегося между ними скандала, он, как назло, перестал скрываться в своих покоях и чаще бывал на публике: принимал пищу в общем зале и нередко маячил перед глазами Гермионы в библиотеке, оказавшись, на её удивление, страстным любителем книг. И хотя Северус всякий раз просил Гермиону не обращать на него внимания, Люциус, будто намеренно, пытался вывести её из себя. То и дело она замечала на себе его странный изучающий, будто бы насмешливый взгляд. Разговаривали они друг с другом редко. Чаще всего дело заканчивалось парой ничего не значащих фраз, но Гермионе хватало и того, дабы ощутить всю силу своей неприязни к этому человеку.