Жизнь после вечности (СИ)

— Вы знаете, как работает гестапо? Они предпочитают убить одним выстрелом много зайцев. Его допросят, вытащат все, что знает, потом либо используют в контригре, либо устроят показательную казнь. Он не будет вам интересен после того, как все расскажет.

— А он расскажет? — спросил ее собеседник.

— Они в этом не сомневаются.

Она встала, чтобы уйти. Мужчина деликатно, но уверенно задержал ее.

— Почему вы это делаете?

— Мужчинам не понять.

— Но все же я попытаюсь.

Эрна пожала плечами. Для нее ответ был очевиден, но требовал долгих объяснений, в которые она не желала пускаться.

— Кто-то должен оплатить мои парижские счета.

Она вышла на улицу, раскрыла зонт и затерялась в каплях дождя.

========== Четыре смерти Валерия Мещерякова ==========

Воскреснуть во второй раз оказалось сложнее, чем в первый.

Он лежал на койке среди белых, как будто больничных, стен, напротив, под потолком, было маленькое окошко, забранное решеткой. Металлический обруч плотно обхватывал запястье. Это место было очень похоже на госпиталь, но в госпитале больных обычно не приковывают. Мещеряков скосил глаза в попытке понять прикреплена ли кровать к полу, но ничего не увидел.

“Кажется, я разоблачен…”- подумал он и опять провалился в беспамятство, наполненное обрывками воспоминаний и чьими-то голосами.

Ему снова улыбалась Марта, стоящая за барной стойкой, только это была не Марта, а Ксанка, она поставила перед ним высокий запотевший стакан, но когда прикоснулся к стакану, в его руке оказалась тончайшая фарфоровая чашка, он попытался поднести ее к губам, и резко опустил, осознав, что держит череп. Бедный Хельмут, я знал его, Данька.

- Ты фантазируешь, - усмехнулся Данька, сидящий на парапете у каменного вазона. - Никто из нас не знает друг друга. Тебя предали, теперь предашь ты, иначе не бывает.

- Э нет, - вмешался Яшка. - Кто-то должен начать.

- И кто же был первым? - язвительным тоном поинтересовался Овечкин в каюте “Глории”. - Кому мы все обязаны этим ужасом? Вы не мелочитесь, Валерий Михайлович. Есть взрыв - нет проблемы, не так ли?

Валерка хотел ему сказать, что уж не Овечкину читать кому-то мораль, но вместо Овечкина перед ним оказалась бабушка, grand-mère по вторникам и средам, Großmutter по четвергам и пятницам.

- Бедное дитя, сын моей безумной дочери, - покачала головой она. - Он должен знать французский, мсье Жан, но не в ущерб языку своих предков и языку Родины.

Месье Жан грустно кивал, будто зная, что придет день и Валерий забудет и французский и запах парижских бульваров, зато проклятый, ненавистный немецкий сядет на него как вторая кожа, пристанет навеки.

- Идеальное произношение, но надо нарастить словарный запас, - вынес вердикт приглашенный Смирновым военспец.

- Немецкий пролетариат нас поддержит, - согласился с ним отец.

- Благодаря моей безумной матери его голова забита бесполезной чепухой, - вспыхнула гневом мама, вернувшаяся из ссылки. - Он должен уметь сражаться!

- И чем же, по-вашему, я занимался всю жизнь? - язвительно спросил у родителей Валерий, бывший конармеец, чекист и нынешний разведчик-нелегал. - Почему я сейчас валяюсь в тюремной больнице, как вы думаете?

Мать пренебрежительно улыбнулась, отец хмыкнул и развернул газету. Из распахнутого окна несло холодом. Было холодно, холодно настолько, что снег уже не таял на его руках.

- Ты чего тут разлегся, хлопец, - пробасил дядька Иван, - замерзнешь же, ну-ка, вставай… Ну-ну, не брыкайся, сейчас до дома доберемся, отогреешься…

- Я просто хотел умереть с достоинством, - наконец-то, хотя бы сейчас, смог объяснить Валерка. - Спасибо, что не испугались и спасли.

- Так умереть-то никогда не поздно, - засмеялся Щусь-старший, которому оставалось жить несколько месяцев, - Это мы завсегда успеем.

- Это не больно, - сообщила хрупкая белокожая Марта, похожая на принцессу. - Я даже не успела ничего почувствовать.

- И не страшно, - кивнула мама, с нежностью улыбаясь отцу, - если знаешь во имя чего умираешь.

- Революция должна победить, независимо от наших личных частных судеб, - подтвердил отец.

- Так я умерла за вашу революцию? - спросила Марта. - Но я даже не знала о ней!

- Та ни, - махнул рукой юный Данька, почему-то в черкесске с чужого плеча. - Це бывае. Вiйна.

- Ты умерла потому что Хельмут струсил и не поверил мне. Все было рассчитано по секундам, мы с тобой должны были выйти из здания за полторы минуты до взрыва. Теперь все закончилось - у Рейха не будет ни суперсовременного оружия, ни гения, способного его создать. Твоя смерть спасла тысячи жизней. Но, возможно, когда придет срок, посчитают не тех, кого я спас, а тех, кого я убил. Это будет справедливо.

Острая боль в руке выдернула его из забытья.

- Данька, он пришел в себя, - где-то далеко-далеко воскликнула Ксанка, но все это уже исчезало, в реальности остался только шприц с прозрачным лекарством и держащая его женщина в форме.

- Открывайте глаза, - произнес показавшийся знакомым голос. - И давайте знакомиться, переболевший тифом товарищ из Санкт-Петербурга, живший на юге Украины.