Жизнь после вечности (СИ)

- Позывной у него был «Первый», — припомнил Устинович. — Подробнее сказать не смогу.

- Это комэск-один, — кивнул дежурный. — Командир первой эскадрильи. Мы его накажем, обязательно. Что он себе позволяет?!. Он, конечно, вас спас, хотя мог бы и сбить, но это же не повод оскорблять!

Обещание дежурного было лучше, чем ничего, но хотелось гарантий.

- А как фамилия комэска-один?

- Фамилия? — переспросил дежурный. — Да простая фамилия, легкая. Как у его отца.

- Тааак, — протянул Устинович, сообразивший, что речь идет о сынке какого-либо генерала. — А какая же фамилия у его отца?

- Вы не поверите, — дежурный развел руками. — Такая же, как и у его деда.

***

Генерал Проскуряков искренне считал себя простым и незатейливым человеком, занимающимся абсолютно простым и незатейливым делом и его ни капли не смущало, что с обоими этими утверждениями не согласился бы никто из знающих его лично или по занимаемой им должности. Так что когда Чех прорвался через кордоны фронтовой спецсвязи и сообщил, что задание выполнено, причем выполнено согласно заветам Стаханова, Проскуряков просто сел в попутную машину и отправился в расположение истребительного батальона на встречу с любимым сотрудником, не забыв сообщить полковнику Костенецкому, что не согласен с его выражением лица.

Задачи, стоящие перед его Управлением, Проскуряков делил на три части — обычные, интересные и здоровские. Здоровских задач было мало — с тридцать девятого года всего пять. Интересных было чуть больше и большей частью интересных задач ведал Чех. Впрочем, Чехом он стал не так давно, в тридцать девятом, по независящим ни от него ни от Проскурякова причинам.

Когда в дверь проскуряковской квартиры ранним утром, пяти не было, постучался исчезнувший за год до того Щусь, Проскуряков сначала хотел перекреститься, затем едва удержался, чтобы по морде ему не смазать — за все хорошее.

За десяток часов, проведенных в обсуждениях ЧП и разработке мер реагирования — два сотрудника пропали, два!

За розыскные мероприятия, не приведшие ни к чему, мать вашу, ровным счетом ни к чему!

За сотни новых нормативов и проверок — целый лес на ту бумагу положили, а он мог бы зеленеть и шуршать листиками, между прочим.

За скандал между ГРУ и НКВД, хотя тут, конечно, надо бы благодарность объявлять: в кои-то веки чекисты сидели молча и обтекали.

- Здравствуй, Даня.

- А объясни-ка мне тот факт, что тебя год не могли ни мы найти, ни НКВД?.. Где ж ты был, родной, где ж таких баб выдают, чтобы год из-под перины не вылезать?!.

Рассказ Щуся потянул на трагикомедию века. Вышел прогуляться перед сном, стал нечаянным свидетелем ограбления киоска, но грабитель сбежал, а подоспевший милицейский патруль арестовал его, невинную жертву, и, не слушая объяснений, оформил на первую же попавшуюся фамилию, отправив на исправительные работы сроком один год. По беспределу мусорскому, уууу, волки позорные!

Проскуряков выслушал это с интересом — на дворе стоял тридцать девятый, вырваться в театр давно уже не удавалось. Опять же, по морде не смазал, хотя уже и с большим усилием, чем в первый раз.

- А что же вы, Даниил Иванович, не упоминаете про убитых сотрудников НКВД, найденных той же, вне всякого сомнения, роковой, ночью в вашей квартире?

Щусь похлопал круглыми глазами, изображая удивление, и моментально исторг из себя версию.

- Так это ж за мной враги приходили, а чекисты преследовали их, но, значит, попали в засаду. Жаль ребят, не повезло им…

- Даааа, — только и сумел выдавить из себя Проскуряков, подавившийся кофе. В голове вертелось слово хуцпа{?}[На идише - высшая степень наглости] и много других слов, но уже русских.

Но это было еще не все. Щусь времени зря не терял и, заглатывая предложенный Проскуряковым чай, излагал новую схему обучения агентов. Отсидка, судя по всему, оказалась для него необременительным мероприятием. Работа на свежем воздухе, с людьми…

Допивая кофе, Проскуряков думал о том, что сценарий, предложенный Щусем, может послужить основой для его восстановления на службе, после тщательной проверки, конечно. В конце концов, Щусевский послужной список пару раз обматывал по экватору земной шар, такими кадрами пусть НКВД разбрасывается, а у нас тут все просто.

Факты подтвердились, Щуся весь владимирский исправительно-трудовой лагерь признал. Так и кричали — ба, да это ж наш Гриня! Копать глубже, доискиваться до причин ареста, означало новый виток конфронтации с чекистами{?}[МУР был в структуре НКВД], так что на проверке факта отсидки поставили точку.

Вскоре стало не до мелочей. Началась война.