Жизнь продленная

Ну а дальше все продолжается, как у всех. Начинают помаленьку устраиваться, втягиваются в оседлый быт и даже приобретают особый вкус к нему, обильно тащат в дом нужное и ненужное, поспешно обзаводятся новыми друзьями (тоже не всегда нужными и добрыми), но встречают нередко и старых позатерявшихся друзей, о которых многие годы только лишь вспоминали. Так Горынин узнал в Ленинграде, что на том же Васильевском острове, где он временно поселился с Ксенией Владимировной, живет и процветает бывший начальник штаба саперного батальона Н-ской Славгородской дивизии, ныне художник-график, Дима Полонский… то бишь уже Дмитрий Александрович Полонский. Узнал и в один осенний вечерок появился вместе с Ксенией Владимировной на пороге квартиры Полонских. Некоторое время стоял, улыбаясь. Смотрел на все еще молодые красивые лица Димы и Вали. Слушал, как хозяева удивленно ахают: «Неужели это вы? Как же вы нашли-то нас? А мы столько раз вспоминали… Да проходите, проходите же!..»

В коридоре Ксения Владимировна и Валя Полонская (бывшая Романенко) порывисто обнялись, как во времена своей медсанбатовской молодости, начали целоваться и кружиться, словно бы окунаясь безоглядно и полностью в ту золотую пору своего бытия. Что им тут вспомнилось из тогдашней солдатской жизни — один какой-нибудь день, одно навеки запечатленное мгновение или целый этап войны, — сказать невозможно. Скорей всего, всколыхнулось сразу очень многое, всколыхнулось из самой глубины душевной, — и потому так охватило, так закружило их. Обе они прослезились, зашмыгали носами, однако и после того все еще не расходились, все еще рассматривали друг дружку своими помолодевшими, омытыми слезой глазами и как-то молодо, по-девчоночьи взахлеб приговаривали: «Господи, какие же мы были тогда молодые!.. Какие счастливые!.. Неунывающие… Несмотря на войну…»

Горынин и Полонский тоже стояли в это время друг перед другом — вроде как в положении «смирно» и вроде как рапортовали один другому:

— Здравия желаю, товарищ подполковник!

— Здравствуй, капитан!

— Я старлеем уволился из армии.

— А я — полковником.

— Тоже уволились?

— Так точно!

— В числе миллиона двухсот тысяч?

— В этом самом числе.

— Поздравляю вас с вступлением в ряды офицеров запаса.

— Делать нечего…

Дальше здесь все разворачивалось уже по пролетарскому петроградско-ленинградскому обычаю. Хозяин дома, проявляя понятное и благородное беспокойство, заторопился с продуктовой сумкой на улицу, хозяйка на ходу инструктировала его:

— О женщинах не забудь — сухого или сладенького нам прихвати. К чаю тоже чего-нибудь надо — только не сухого и не старого…

Отправив мужа за продуктами, хозяйка и сама начала делать недлинные рейсы между кухней и комнатой, успевая попутно поддерживать беседу с гостями.

— Мы думали, что вы так и осядете в Москве, — говорила она. — Вы ведь из Гроссдорфа в Москву уехали?

— Была и Москва, — отвечала Ксения Владимировна и ухитрилась как-то очень быстро и коротко рассказать обо всех тех зигзагах, которые пришлось ей с Горыниным совершить после Москвы.

— Поездили вы! — чуть ли не с завистью проговорила Валя. — А мы все время на одном месте. Как я приехала с пузом к Диминой матери… это ведь ее квартира… так и живем тут. Старушка наша умерла. Дима стал художником.

— Слыхали, слыхали, — улыбнулся тут Горынин. — Все предварительно разведали… «Известный ленинградский график Дмитрий Полонский», — процитировал Горынин чьи-то слова.

— Так вам сказали? — с любопытством и с некоторой гордостью спросила Валя.

— Так и даже громче.

— Ему теперь все время предлагают работу и хвалят, — похвастала Валя. Потом спросила: — А вы уже начали здесь работать?

— Продолжаем каждый свое, — отвечал Горынин. — Ксения Владимировна — в больнице, а я заделался прорабом и уже строю свой дом в районе Ланского шоссе.

— Значит, вы давно в Ленинграде?

— С весны.

— И только осенью к нам собрались?

— Пока узнали адрес… А перед этим надо было еще найти и снять комнату…

— Прописаться! — с намеком подсказала Ксения Владимировна.

— И это тоже, — спокойно подтвердил Горынин, самим тоном удерживая Ксению Владимировну от дальнейших намеков и жалоб. Дело было в том, что, когда они подыскали и сняли удобную, отдельно от хозяев, комнатку, их не хотели вместе прописывать: ведь не муж с женой! Горынину пришлось ходить в Управление милиции. Его там выслушали и поняли. Но это не значит, что ему хотелось бы снова и снова рассказывать обо всем этом.

И, к счастью, не пришлось.

Потому что в дверях вдруг появилось юное, слегка разрумянившееся существо в брючках и свитере — Валя и Дима в одном лице.

— Здравствуйте, — поздоровалось существо с гостями.

— Это моя Ланочка-Светланочка, — представила Валя дочку. И тут же обратилась к ней: — Ксения Владимировна была у нас в медсанбате ведущим хирургом, Андрей Всеволодович — дивизионным инженером.

— Я знаю, — заявило существо. — Я видела их на папиных фронтовых рисунках.

— Неужели нас еще можно узнать по тогдашним рисункам? — умилилась Ксения Владимировна.

— Можно, — вполне серьезно и ответственно подтвердило существо.