Жизнь продленная

Густов усмехнулся: «Так точно — и срочно!» Нехотя, но не мешкая повернул обратно. И чем ближе подходил к штабу дивизии, тем заметнее прибавлял шагу, потому что начальник штаба дивизии полковник Стрехнин чуть ли не каждого вызванного офицера встречал продолжительным рассматриванием своих часов. Пожалуй, он немного оригинальничал, немного играл или подделывался под старого русского штабиста, и порой ему не хватало для этого разве что аксельбантов. Бывал ироничен, даже язвителен, за что некоторые офицеры подчеркнуто произносили его фамилию как «Стрихнин». Что ж, он вполне умел отравить человеку настроение. В рамках службы, разумеется.

Хотя Густов не потерял ни одной лишней минуты, он был встречен тем же: Стрехнин посмотрел на свои часы. Правда, обошелся без замечания. Молча подошел к карте Северной Европы, изготовленной Генеральным штабом, обвел колпачком закрытой авторучки немалую на ней территорию и сказал:

— Этот участок побережья Балтийского моря вам предстоит тщательно проверить на мины. Подготовьте две роты — и самого себя — к выходу. Третья рота останется здесь — для оборудования склада ВВ и других работ. Вам выступить завтра, по мере готовности, но без раскачки. Там уже подорвался человек.

— Наш? — спросил Густов.

— Человек, — повторил Стрехнин. — Прошу вопросы по существу.

— Нужны будут карты.

— Получите завтра утром. Что еще?

Густову хотелось попросить официального разрешения на свою задуманную поездку в Гроссдорф, но он вовремя вспомнил, что перед ним все-таки «Стрихнин», — и воздержался. Ехидный полковник мог с невинным видом спросить: «У вас там что, семья?» И пришлось бы отвечать, что нет, семья — в Ленинграде.

— Больше ничего, товарищ полковник! — отрапортовал Густов.

— Приступайте к подготовке.

По дороге в свой штаб Густов решал, какие взять с собой роты, и первой из них была, конечно, рота Иванова — Бывшей Бороды. В новой дивизии Иванова уже никто так не называл — прозвища, подобно традициям, остаются там, где рождаются, но для Густова он все же оставался и Бородой, и Бывшей Бородой, а главное — надежным командиром. Как всякий начальник, Густов первым долгом вспомнил «своего» — из тех, кто понадежнее, — человека.

Разговор с вызванными ротными командирами был почти таким же кратким, как и в штабе дивизии. И закончился тем же: хорошо бы начать подготовку прямо с вечера.

Но тут оба ротных в один голос пропели:

— Успе-ем! Чего нам готовить-то?

— Главное — людей, — сказал Густов.

— Люди у нас бывалые.

«Вообще-то действительно, — подумал про себя и Густов. — Люди войну прошли».

И каким-то удивительным образом эта успокоенность привела его прямо к мотоциклу Василя и к решению ехать немедленно.

Он, конечно, понимал, что рискует. Если полковник Стрехнин или комдив узнают об этой самоволке и. о. комбата накануне выхода на боевое, в сущности, задание — вздрючка будет хорошая, возможно, даже с последствиями. Но он понял сейчас и другое: если уж когда-нибудь ехать, то только сегодня. С нового места будет еще рискованнее, не говоря о том, что намного дальше… Лучше рисковать сегодня, чем откладывать риск на послезавтра.

Василь крутанул ногой педаль, мотор заработал, включился свет.

— Понеслись, товарищ капитан?

— Понеслись.

КПП миновали благополучно — документы были заготовлены заблаговременно и умело, — и вот уже дорога на Гроссдорф, ровная серая лента асфальта между колоннами побеленных стволов деревьев и под густым лиственным потолком. Правда, с этого потолка осень уже начинала сбрасывать вниз лишнюю, по ее представлениям, листву, и Дорога была красиво запятнана золотом.

В природе что-то готовилось. Из-за белых колоннад тянуло темной сыростью и чуждым пространством, а над головой висел дождь. Но на самой дороге, в этом древесном тоннеле, было пока что сухо и уютно. Это был даже не тоннель, а какой-то нескончаемо длинный зал с колоннами, по которым метался беспокойный, дрожащий свет фары. Колонны стояли с одинаковыми промежутками, на них была одинаковой высоты побелка, и все это для того, чтобы ты не свернул с указанной дороги… Хвала, хвала тебе, немецкая пунктуальность!

Подготовка в природе закончилась, и пошел мелкий, нудный дождик. Дорога постепенно становилась мокрой, опавшие листья — скользкими, но ни Василю, ни Густову не хотелось сбавлять скорости. Если уж ехать, так быстро…

Проскочили знакомый просторный, почему-то уже без регулировщицы, перекресток перед Гроссдорфом. Потом мотоцикл сильно подбросило на асфальтовой заплатке, что появилась на месте гибели Жени Новожилова. И дальше тут все пошло вроде бы уже и не чужое, не совсем чужое. И деревья, и обочина, и эта заплата на дороге.

Мотоцикл ворвался в тихий ночной Гроссдорф, как авангард атакующей армии. В свете фары возникла и пропала чуть выдвинутая на тротуар знакомая терраска комендатуры.

Василь развернулся на неширокой пустой дороге, заехав колесом на тротуар, и заглушил мотор.

— Тыхо як! — удивился он.

В городке было тихо и пусто. Густов даже подумал: может, и комендатура ликвидировалась?