Читаем «Жизнь происходит от слова…» полностью

Научная школа – прежде всего именно «школа», в которой «учат», явление научно-образовательного характера, поэтому школа исторически и географически замкнута по сумме ценностных ориентиров, но открыта для свободного вхождения в нее. Научность школы определяется установкой на систему доказательств, обосновывающих ее ценностные ориентиры, но воплощенных в авторитете учителя или лидера. В термине «научная школа» нет никакого риторического оксюморона или этического уничижения. Это факт истории науки.

Сам термин направляет мысль на средневековый прообраз научной школы (schola) с ее схоластикой, т. е. типично школьной премудростью, оторванной от действительности. Цветок, засушенный в гербарии, но цветок прекрасный – гербария достойный. Опасность засушить первоначально живые соки научной идеи в рамках научной школы остается всегда. Тут важен поворот в движении от первотолчка к развертыванию рациональной сущности школы, ее исходных научных принципов.

Понятие «научная школа» не одномерно. В зависимости от позиции участников ее действия, можно установить по крайней мере пять характерных признаков научной школы. Определим их на примере лингвистических школ в России (язык, термин – предмет каждой вообще науки, так что ситуация в языкознании отражает общие тенденции).

С точки зрения основателя (или основоположника, т. е. предтечи), главным результатом школы является научный метод, разработанный и опробованный в границах научного коллектива. В истоке развития русской славистики не существовало ни научных школ, ни научных направлений, а само развитие научных дисциплин определялось общими установками культуры (Колесов, 1984). Когда создавался первый научный метод гуманитарных наук – сравнительно-исторический, – не было никаких школ: учить было нечему. Вся наука находилась в свободном поиске, рядом работали и гении-одиночки, и дилетанты. Школы возникают при стабилизации новой научной парадигмы (1870-е годы), и вот тогда-то становятся очевидными две вещи: возникает представление об учителе, символически личностно объединившем научное сообщество, и возникают школы, представители которых определяются особым интересом к известному предмету изучения. Предмет изучения становится материалом, из которого посредством принятого метода выявляют объект данной науки. Общность сравнительно-исторического метода, приемлемого для всех гуманитарных наук, раскалывает представителей научного сообщества, например, на филологов и историков (по предмету), а затем филологи разделяются на лингвистов и литературоведов (по объекту).

«Нормальная наука» без необходимого напряжения исследовательских сил создает свой собственный объект – особым методом объективирует сущностные характеристики предмета, моделируя их в качестве действующей системы (новых) ценностей. Предмет изучения уже известен, поскольку он определяется культурными потребностями общества; объект исследования еще неясен, его следует установить, это цель, которая выступает на первый план (см. с. 263 сл.). В частности, в языковедении последовательно, в границах отдельных школ, изучались различные уровни языковой системы: фонология, грамматика, семантика и т. п.

Тем самым понятие научной школы у́же понятия научного направления. «Направление» выработало метод, школы сосредоточились на различных аспектах постижения объекта (объектов). Если на первом этапе, в момент отработки метода, важна роль основателя, на втором этапе формирования школы существенно значение «учителя». Но это уже и другая точка зрения на школу, точка зрения ее адептов, которые и нуждаются в учителе. Скажем, основоположник научного метода в России А. X. Востоков явился основоположником для многих школ (в том числе и зарубежных славянских), но создателями научных школ стали другие ученые (Смирнов, 1981) и т. п. Основоположник субституируется в учителе, сообщество раскалывается на более мелкие группы, сосредоточенные на объекте исследования. Таков этот второй обруч, который набивают на винную бочку научного беспристрастия и толерантности.

Школа окончательно вызрела, и с ее точки зрения главным ее признаком теперь признается стиль истолкования полученных результатов: терминология, понятия, дефиниции, система доказательств, материал, источники, отношение к фактам – короче, все, что связано с публикацией, раскрытием уже эксплицированных научных истин.

Перейти на страницу:

Все книги серии Язык и время

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки