«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

Скользили мы путем трамвайным:
Я – керосин со службы нес,
Ее – с усердьем чрезвычайным
Сопровождал, как тигр, матрос.
Когда мы очутились рядом,
Какой-то дерзкий господин
Обжег ее столь жарким взглядом,
Что чуть не сжег мой керосин.

Стан плотный девы краснорожей

Облек каракульный жакет,
Матросом снятый вместе с кожей
С прохожей дамы в час побед.
И я, предчувствием взволнован,
В ее глазах прочел ответ,
Что он – давно деклассиро́ван
И что ему – пощады нет.

Вплоть до колен текли ботинки,

Являли икры вид полен,
Взгляд обольстительной кретинки
Светился, как ацетилен.
И мы пошли по рвам и льдинам:
Она – туда, а я – сюда…
Я знал, что с этим господином
Не встречусь больше никогда!

(412, с. 257–258)

С. 241–242А так многие всё еще не могут простить ему “Двенадцать”. И я их понимаю. – Об отношении Гумилева к “Двенадцати” см., например, в мемуарах Л. Страховского, впрочем, весьма ненадежных, о чем предупреждала еще Ахматова:

“Первая часть утренника закончилась первым публичным чтением поэмы Блока «Двенадцать», эффектно продекламированной его женой <…>. По окончании этого чтения в зале поднялся бедлам. Часть публики аплодировала, другая шикала и стучала ногами. Я прошел в крохотную артистическую комнату, буквально набитую поэтами. По программе очередь выступать после перерыва была за Блоком, но он с трясущейся губой повторял: «Я не пойду, я не пойду». И тогда к нему подошел блондин среднего роста с каким-то будто утиным носом и сказал: «Эх, Александр Александрович, написали, так и признавайтесь, а лучше бы не написали». После этого он повернулся и пошел к двери, ведшей на эстраду. Это был Гумилев” (260, с. 201).

С. 243…“Сижу за решеткой в темнице сырой…” — Первая строка хрестоматийного пушкинского “Узника” (317, т. II, кн. 1, с. 276).

С. 243А меня, – говорит он, усаживаясь в красное сафьяновое кресло… – До чего противно!.. – Речь идет о Николае Тихонове. Сравните с его характеристикой в письме Г. Иванова к В. Маркову от 7 мая 1957 г.: “Н. Тихонов, <…> в те дни очень скромный и льстивый” (438, с. 63). И Иванов, и О. считали, что Тихонов был эпигоном О. В конце декабря 1955 г. Иванов писал Маркову: “Возможно что <…> Вы не знали <…> «Двора чудес» – книги современных баллад, которые в 1919 году первая написала Одоевцева, и не слышали, что именно с нее начался этот жанр, так далеко пошедший в советской поэзии. Ранний Тихонов всегда признавал себя ее учеником и Ваш Заболоцкий – из того же источника” (там же, с. 8).

С. 243До “Чужого неба” все мое малоценно и неоригинально. – Книга стихов Гумилева “Чужое небо” вышла в 1912 г.

С. 244Он чуть ли не директор Александринского театра… – “…высшая награда”. — О. (или Гумилев) путает, речь должна идти не об Александринском, а о Большом драматическом театре. Сравните в биографическом очерке М. Бекетовой:

“…последовало приглашение от М.Ф. Андреевой вступить в дирекцию руководимого ею Большого Драматического театра, который открыл свои действия в помещении Музыкальной драмы. М.Ф. горячо упрашивала Ал. Ал. взять на себя председательствование в режиссерском управлении. Он долго колебался, не решаясь принять этот директорский пост, но в конце концов дал свое согласие. С 26 апреля (1919 г. – О.Л.) он уже вступил в исполнение своих обязанностей и, как всегда, горячо принялся за дело” (35, с. 181). Также смотрите у К. Мочульского, с опорой на очерк Бекетовой: “26 апреля 1919 года, по настоянию жены Горького, М.Ф. Андреевой, он берет на себя обязанности председателя в режиссерском управлении Большого Театра” (246, с. 420).