«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

Быть мальчиком твоим светлоголовым,
– О, через все века! —
За пыльным пурпуром твоим брести в суровом
Плаще ученика.

Улавливать сквозь всю людскую гущу

Твой вздох животворящ
Душой, дыханием твоим живущей,
Как дуновеньем – плащ.

Победоноснее Царя Давида

Чернь раздвигать плечом.
От всех обид, от всей земной обиды
Служить тебе плащом.

Быть между спящими учениками

Тем, кто во сне – не спит.
При первом чернью занесенном камне
Уже не плащ – а щит!

(О, этот стих не самовольно прерван!

Нож чересчур остер!)
И – вдохновенно улыбнувшись – первым
Взойти на твой костер.

(389, с. 7)

С. 237…то “в рыжем клетчатом пальто моем”… — Отсылка к стихотворению О. “Он сказал: «Прощайте, дорогая…»”. См. его текст на с. 512–513.

С. 237–238Я смутно догадывалась, что Гумилев завидует Блоку… – …Блок и Гумилев – идейные противники. – После хронологически почти совпавших в сознании современников гибели Гумилева и смерти Блока сопоставление их поэтических миров сделалось общим местом мемуаров и критических статей.

Гумилевские оценки личности и творчества Блока, как правило, были максимально высокими. Смотрите, например, инскрипт Гумилева на книге “Колчан”: “Моему любимейшему поэту Александру Блоку с искренней дружественностью Н. Гумилев. 8 февраля 1916” (355, т. 1, с. 724). Себе же Гумилев отводил роль лучшего, чем Блок, оценщика поэзии и педагога. Ахматовой, когда во время Первой мировой войны Блока собирались призвать в армию, Гумилев сказал: “Неужели и его пошлют на фронт. Ведь это то же самое, что жарить соловьев” (143, с. 672). В разговоре с армейским сослуживцем (В.А. Карамзиным) Гумилев назвал Блока “генерал-майором” современной русской поэзии (Бальмонт удостоился чина лишь “штабс-капитана”) (137, с. 94). М. Слонимский в мемуарах приводит такой эпизод: “Запомнилось, как Гумилев после разговора с Блоком, на чей-то вопрос о том, почему он почти не возражает Блоку, ответил: «А что бы вы могли сказать, если бы разговаривали с живым Лермонтовым?»” (там же, с. 156). О. Гильдебрандт-Арбенина вспоминает об отношении Гумилева к Блоку так: “Если я ревновала Гумилева к кому-нибудь, то это предмет моего обожания в детские годы – А. Блок. <…> Отношения «человеческие» между ними были хорошие и простые. Но он сказал как-то, если бы в Блока стреляли, он бы его заслонил” (96, с. 447). А Э. Голлербах по памяти цитирует следующую гумилевскую характеристику Блока: “Он лучший из людей. Не только лучший русский поэт, но и лучший из всех, кого я встречал в жизни. Джентльмен с головы до ног. Чистая, благородная душа. Но – он ничего не понимает в стихах, поверьте мне” (260, с. 19).

Отношение Блока к Гумилеву во многом диктовалось его категорическим неприятием акмеизма – той поэтической школы, которую Гумилев основал и возглавил. Не улучшило этого отношения и смещение Блока с поста председателя ПО ВСП, организованное при деятельном участии Гумилева. “Для Блока <…> «гумилевщина» была непереносима”, – свидетельствовала Н. Павлович (297, с. 473). Итогом раздражения Блока против Гумилева стал фельетон Блока “«Без божества, без вдохновенья» (Цех акмеистов)” (1921), в котором поэзия оппонента была охарактеризована следующим образом: “В стихах самого Гумилева было что-то холодное и иностранное, что мешало его слушать” (55, т. 6, с. 181). Тем не менее только к раздражению, как мы увидим далее, отношение Блока к Гумилеву не сводилось.

С. 238 – Представьте себе я на прошлой неделе сказал при Блоке… – Ал. Блок. – Этот инскрипт был сделан не на книге стихов Блока “Ночные часы” (1911), а на издании: Блок А. Стихотворения. Кн. третья. М., 1916. Правильный и полный текст инскрипта был таким: “Дорогому Николаю Степановичу Гумилеву – автору «Костра», читанного не только «днем», когда я «не понимаю» стихов, но и ночью, когда понимаю. Ал. Блок. III 1919” (126, с. 56). Впервые этот инскрипт был опубликован Д.Е. Максимовым в 1945 г. (см.: там же).