«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

С. 239Фиолетовые поля, музыка сфер, тоскующая в полях “мировая душа”!.. – И эта пародийная эмблема блоковского творчества, и целый ряд других “блоковских” мотивов НБН возникли в книге О. по следам внимательного прочтения ею исследования К. Мочульского “Александр Блок” (1945). Сравните там о фиолетовом цвете в стихах поэта: “…раньше было лазурное, розовое, золотое – теперь хлынуло лиловое и фиолетовое” (246, с. 103). Смотрите там же о музыке сфер: “Блок критикует статью Белого «Форма искусства»; он находит в ней двойственность: слово «музыка» берется автором и в обычном смысле и в смысле «музыки сфер», символа Той, которую воспевал Вл. Соловьев” (там же, с. 78).

Хотя понятие “мировая душа” было одним из ключевых уже для античной идеалистической философии, в данном случае подразумевается философская система Владимира Соловьева, в рамках которой “мировая душа” одухотворяет все существующее в мире.

С. 239По-моему, все стихи, даже Пушкина, лучше всего читать в яркий солнечный полдень. А ночью надо спать. – Приведем с некоторыми сокращениями эпизод из воспоминаний В. Рождественского о Гумилеве и Блоке:

“Помнится, в один из <…> дней, когда заседали мы в одной из комнат Отдела искусств <…>, Блок, видимо уставший от долгого спора, сказал не очень уверенным голосом: «А не закончить ли нам сегодня все же стихами? Давайте, вспомним объединяющее всех нас, таких разных, имя Пушкина. Пусть каждый прочтет по одному стихотворению, которое любит, помнит наизусть». <…> Когда дошла очередь до Гумилева, он начал резковатым скандирующим голосом:

«Перестрелка за холмами;
Смотрит лагерь их и наш,
На холме пред казаками
Вьется красный делибаш.
Делибаш! Не суйся к лаве,
Пожалей свое житьё;
Вмиг аминь лихой забаве:
Попадешься на копьё.
Эй, казак! Не рвися к бою:
Делибаш на всем скаку
Срежет саблею кривою
С плеч удалую башку.
Мчатся, сшиблись в общем крике…
Посмотрите! Каковы?
Делибаш уже на пике,
А казак без головы!»

Блок слушал молча, сосредоточенно. Потом начал и он, полуопустив тяжелые веки, глуховато, но очень отчетливо, акцентируя некоторые слова. Читал очень проникновенно, словно прислушиваясь к собственному внутреннему голосу. Это было «Заклинание»:

«О, если правда, что в ночи,
Когда покоятся живые,
И с неба лунные лучи
Скользят на камни гробовые,
О, если правда, что тогда
Пустеют тихие могилы —
Я тень зову, я жду Леилы:
Ко мне, мой друг, сюда, сюда!..»

Все притихли, погрузившись в раздумье. Чтения уже не продолжали. Словно тихая лунная ночь вошла в комнату, за минуту до этого залитую жарким светом июньского дня. А Блок, устало улыбнувшись, сказал: «У Пушкина можно найти все, Николай Степанович! Он был человеком… да, человеком. Все в мире было ему доступно, все его радости и все тревоги»” (85, с. 417–418).

Другой вариант этого мемуарного фрагмента приводится в книге К. Мочульского о Блоке (246, с. 430).

С. 239–240И каждый вечер в час назначенный… – Ты право пьяное чудовище… – С ошибкой (у Блока: “В моей душе лежит сокровище”) цитируется стихотворение “Незнакомка” (1906) (55, т. 2, с. 185–186).

С. 240…а совсем не в том, что “больше не слышно музыки”, как Блок уверяет, и не в том, что “наступила страшная тишина”. — Сравните в письме Блока к Е. Иванову от 25 июня 1906 г., которое цитирует в книге о поэте К. Мочульский (246, с. 137): “…ужасное запустение, ничего не вижу и не слышу больше. <…> Наступила Тишина – самая чертовская несмотря на революцию”, а также в воспоминаниях К. Чуковского о Блоке:

“Он рассказывал, что, написав «Двенадцать», несколько дней подряд слышал непрекращающийся не то шум, не то гул, но после замолкло и это. Самую, казалось бы, шумную, крикливую и громкую эпоху он вдруг ощутил как беззвучие.

В марте 1921 года мы проходили с ним по Дворцовой площади и слушали, как громыхают орудия.

– Для меня и это – тишина, – сказал он. – Меня клонит в сон под этот грохот… Вообще в последние годы мне дремлется” (цит. по: 246, с. 423).