«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

С. 244…читает актерам лекции о Шекспире… – Подразумевается речь Блока, произнесенная перед актерами Большого драматического театра 19 мая 1919 г. (55, т. 6, с. 351–355). “В «Речи актерам», – пишет Мочульский, – он говорит о репертуаре на ближайший сезон. Семь новых постановок: «Отелло» Шекспира, «Разбойники» Шиллера, «Эрнани» В. Гюго, «Материнское благословение» Дюмануара и Донери, «Рваный плащ» Сем-Бенелли, «Дантон» М. Лёвберг и «Царевич Алексей» Мережковского. В этом «стройном плане» будут представлены: трагедия, драма, драматическая поэма и мелодрама. «Громадный мир искусства» больше каждого из нас, пишет он, он больше и Шиллера и Шекспира, он – стихия” (246, с. 420). Сравните далее в книге Мочульского еще об одной “лекции о Шекспире”, прочтенной Блоком актерам Большого драматического театра: “Драматический и психологический разбор «Короля Лира» Шекспира, составленный в форме речи к актерам, написан с большим вдохновением” (там же, с. 431–432).

С. 244Монахов на днях говорил… – Николай Федорович Монахов (1875–1936) входил в число ведущих актеров Большого драматического театра. Одно из его высказываний о Блоке зафиксировано в мемуарах актера Большого драматического театра Г. Мичурина: “…Монахов, обычно такой трезвый и рассудительный, сказал: «Александр Блок – это наша совесть»” (243, с. 119). Сравните в книге К. Мочульского: “Е. Замятин пишет в воспоминаниях: «Летом 1920 года мне пришлось вместе с Блоком работать над текстом и постановкой “Лира” в Большом Драматическом Театре. “Александр Александрович – наша совесть”, сказал мне однажды, кажется, режиссер Лаврентьев. И эту же фразу, как утвержденную формулу, я слышал потом не раз от кого-то в театре»” (246, с. 432).

С. 244…никому не нужные “Исторические картинки” для Горького – вот недавно закончил “Рамзеса”. – “…по настоянию Горького Блок составляет «Общий план исторических картин», целью которых является «попытка внедрить образование в жизнь, застичь дикаря врасплох и бросить в ленивые и праздные часы его досуга искру Прометеева огня». Поэт предлагает сочинять эти картины по единому принципу: «Иллюстрировать борьбу двух начал – культуры и стихии в их всевозможных направлениях». Из этого замысла ничего не вышло. Один Блок – наиболее доверчивый и добросовестный из всех сотрудников – написал «историческую картину» «Рамзес». Это – одно из самых слабых произведений поэта: нечто вполне египетское, с фараонами, пирамидами, колесницами, жрецами и рабами и даже с «социальным протестом». Е. Замятин вспоминает: «Блок говорил, что уже сделал какие-то наброски для “Тристана”, и вдруг, неожиданно – из египетской жизни “Рамзес” – едва ли не последняя, написанная им вещь… Прочитали, делали какие-то замечания о “Рамзесе”. Блок отшучивался: “Да ведь это я только переложил Масперо. Я тут ни при чем”»” (246, с. 422). См. текст “Рамзеса”: 55, т. 4, с. 247–264.

С. 244–245Он переводит очень усердно… – “Лорелей” очень плохо переведена. – Сравните в книге К. Мочульского о Блоке: “Днем он странствует по своим «учреждениям», а ночью, когда домашние спят, работает над редактированием сочинений Гейне; за этот год он подготовляет к печати первые два тома и пишет большое предисловие к «Путевым картинам» (первой и второй части), к «Мемуарам» и «Английским отрывкам» Гейне” (246, с. 427).

В комментируемом фрагменте НБН с ошибками цитируется переведенное Блоком стихотворение Гейне “Ich weiß nicht, was soll es bedeuten…”:

Не знаю, что значит такое,
Что скорбью я смущен;
Давно не дает покоя
Мне сказка старых времён.
Златым убирает гребнем.
И песню поёт она

:В ее чудесном пенье
Тревога затаена.

Прохладой сумерки веют,

И Рейна тих простор.
В вечерних лучах алеют
Вершины дальних гор.
Пловца на лодочке малой
Дикой тоской полонит;
Забывая подводные скалы,
Он только наверх глядит.

Над страшной высотою

Девушка дивной красы
Одеждой горит золотою,
Играет златом косы.
Пловец и лодочка, знаю,
Погибнут среди зыбей;
И всякий так погибает
От песен Лорелей.

(55, т. 3, с. 378–379)

Перевод этот был сделан Блоком вовсе не “наспех для «Всемирной литературы»” в конце 1910-х гг. (как пишет далее О.; см. с. 245), а еще в 1909 г. по внутренней потребности. Блок настолько ценил его, что включил сначала в книгу стихов “Ночные часы”, а затем в свое собрание сочинений.