Еще более революционное значение для биологии имеет предложенный Уоллесом «закон», в котором он объединил девять фактов. Это первый в современной биологии закон, известный как Саравакский закон, который Уоллес сформулировал так: «Начало существования всякого вида совпадало, как по пространству, так и по времени, с жизнью прежде существовавшего близкородственного вида»[374]. Сегодня это воспринимается нами как нечто само собой разумеющееся, и нам трудно представить, что в XIX веке этот закон был новаторским. Мы принимаем как должное то, что люди и шимпанзе являются «близкородственными видами», которые появились в Африке сравнительно недавно. У нас не вызывает сомнений тот факт, что люди и бабочки являются более дальними родственниками, произошедшими от одного общего предка, но в более отдаленном временном и географическом пространстве. Однако в 1855 году Саравакский закон шокировал большинство натуралистов, которые привыкли верить в то, что шимпанзе, бабочки и другие обитатели Земли были созданы в течение одной недели и в одном месте примерно 6000 лет назад.
Мы уже неоднократно говорили о роли законов в любой сфере науки, будь то законы Буридана, Кеплера, Бойля или Ньютона: они дают простейшее объяснение широкого спектра явлений и вместе с тем предоставляют инструмент прогнозирования. Саравакский закон Уоллеса – не исключение. Его формулировка проста и экономична. Уоллесу удалось свести к одному предложению суть девяти аргументов и многочисленных фактов естественной истории. Как и в более ранних попытках упрощения, например во времена формирования гелиоцентрической картины мира, данные наблюдений, прежде считавшиеся произвольными, становятся непреложным следствием закона. Уоллес пишет:
Он [Саравакский закон] заявляет свое право на первенствующее место в ряду предшествующих ему гипотез – на том основании, что он не только разъясняет, но делает необходимым то, что существует. Раз мы признали этот закон, – и множество самых важных фактов в природе не могло бы уже существовать в ином виде, но являлось бы почти столь же необходимым выводом из этого закона, как эллиптические орбиты планет из закона тяготения[375].
Благодаря Саравакскому закону Уоллеса принцип бритвы Оккама нашел применение в биологии, а мир живой природы стал на несколько порядков проще. Однако тогда этого почти никто не заметил.
Отправив рукопись с набросками Саравакского закона своему агенту, Уоллес планировал провести более глубокое исследование, чтобы доработать свои рассуждения. В письме Генри Бейтсу он признается: «Конечно, в статье приводятся лишь наброски моей теории. До конца она еще не проработана. У меня уже готов план и частично написаны несколько фрагментов будущей обширной работы, в которой будут представлены всесторонние и глубокие доказательства того, о чем я лишь заикнулся в своей статье»[376].
По ряду причин, которые скоро станут ясны, «обширная работа» Уоллеса так и останется незавершенной, а статья, описывающая эволюционный механизм, не получит должного внимания. Его верный агент Стивенс, прислушавшись к мнениям клиентов, даже посоветует Уоллесу сосредоточиться на практике и оставить теорию профессионалам. Однако Чарлз Лайель, наиболее авторитетный британский эксперт в области геологии, все-таки прочитал статью Уоллеса и обнаружил, что она подрывает его собственную теорию непрекращающегося творения. Он приводит следующий аргумент: «Есть бесчисленные причины, относящиеся как к прошлому и будущему, так и к настоящему, которые обусловливают тот факт, что новые виды имеют сходство с теми, которые существуют сейчас или существовали в прошлом»[377]. «Бесчисленные причины» Лайеля, безусловно, добавляли лишние сложности, которые не следует множить без необходимости. Он полагал, что, когда Бог создавал новые виды, у него были планы относительно их будущего, и, возможно, в эти планы входило разделение одного острова на две самостоятельные части.