Жизнь проста. Как бритва Оккама освободила науку и стала ключом к познанию тайн Вселенной

В остальных случаях можно было принять всемогущество Бога и не придавать значения непознаваемой стороне его природы, на которой настаивали номиналисты. Однако это обрекало человечество на существование в потемках непознаваемости Бога – в мире, лишенном смысла. Выход из этой ситуации, предложенный гуманистами, в частности представителями итальянского гуманизма во главе с Петраркой и, в меньшей степени, Эразмом Роттердамским, состоял в том, чтобы возвысить человека до уровня полубога и тем самым наполнить мир новым смыслом. Наконец, был и третий путь, предложенный Лютером, который призывал обратиться к Священному Писанию как единственному мерилу истины и источнику смысла бытия.

Ни один из трех вариантов не давал исчерпывающих ответов. Каждое из этих направлений представляло собой наспех состряпанную теорию, которая какое-то время эксплуатировала номиналистическую идею Бога в своих целях, а затем забывала о ней. Впоследствии никто из сторонников Ренессанса или Реформации так и не принял Уильяма Оккама всерьез. Он был для них как тот друг из детства, который рассказал, что Санта-Клаус на самом деле не существует. Вы не можете не считаться с этой новой правдой, однако в глубине души осознаете, что из-за нее мир перестал быть волшебным, как раньше. И вы больше не хотите дружить с этим умником, который так безжалостно раскрыл вам глаза на правду.

Как бы то ни было, я полагаю, что идеи Оккама оказали влияние не столько на философию и теологию, сколько на науку, которая возникла в этом интеллектуальном водовороте. Более минималистическая философская основа лютеранства, охотно принявшего принципы «нового пути» (в том числе отделение науки от философии), во многих отношениях была ближе к эмпиризму современной науки. Например, наставник Лютера в Эрфуртском университете Бартоломей Арнольди[196] утверждал, что научные догадки следует проверять на опыте и посредством рационального восприятия, в то время как в теологии знание приходит через Божественное откровение Священного Писания. Лютеранство также впитало здоровый скептицизм по отношению к тому, что они считали плодами человеческого воображения, например увлеченность мистикой и оккультизмом, которые были свойственны гуманизму юга. Хотя гуманисты севера не проявляли интереса к науке, предпочитая искать истину в священных текстах, это не помешало формированию культурного слоя, ставшего благоприятной почвой для развития науки.

По иронии судьбы именно гуманизм Ренессанса произвел на свет виднейшего представителя своего времени Леонардо да Винчи – итальянского ученого-энциклопедиста. О значимости его вклада в науку можно судить по его знаменитым кодексам. Уникальное наследие да Винчи в области искусства, науки и инженерного дела, а также его скептическое отношение к псевдонаукам того времени, таким как алхимия и астрология, могли бы ускорить начало промышленной революции, которая случилась бы уже в XVI веке. Однако Леонардо никогда не издавал свои дневники, и при жизни никто, кроме него, их не читал. Те, кому попали в руки кодексы Леонардо после его смерти, восхищались ими как предметом искусства, однако не могли оценить их научное содержание. Гуманисты южного Ренессанса не обладали интеллектуальным потенциалом Леонардо, их не интересовало естествознание, и они не принимали всерьез бритву Оккама – куда больше их привлекал оккультизм.

Итак, лютеранство с его полным безразличием к науке, с одной стороны, и увлеченность гуманистов ритуалами и заклинаниями – с другой никак не способствовали научному прогрессу. Однако неожиданное стечение обстоятельств, благодаря которому сложился творческий союз каноника-гуманиста, служившего в соборе в католическом Кракове, и ученого из лютеранского Виттенберга, подсказало простой выход из этой непростой ситуации.

Часть II Приоткрывая завесу тайны

7 Гелиоцентрический, но все еще загадочный космос

За пять лет до смерти Леонардо да Винчи, в 1514 году в Фельдкирхе, городке на западе современной Австрии, родился Георг Иоахим Изерин. Его отец был довольно состоятельным врачом, в доме имелась хорошая библиотека, и мальчика отправили учиться в местную классическую гимназию, где тот изучал латынь, грамматику, свободные искусства, риторику и логику. Когда Георгу было 14 лет, отца обвинили в кражах, воровстве и колдовстве, судили и приговорили к смертной казни. Семья лишилась фамилии и приняла девичью фамилию матери-итальянки Томасины де Поррис. Георг стал Георгом Иоахимом де Поррис, однако поскольку он не считал себя итальянцем, то стал называть себя на немецкий лад – Георг Иоахим фон Лаухен (итал. porro и нем. Lauch означают «лук-порей»). Позже он добавил еще одно имя – Ретик – по названию провинции Реция, где он родился. Это имя стало псевдонимом, под которым его знают по сей день.