Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха

Те, с кем не удалось повидаться, приехали проводить меня в аэропорт. Воспоминания. Слёзы. В стороне ожидала младшая сестра Раи – Саша (я позвонила ей в Израиле). Кто бы мог представить, глядя со стороны на двух обнявшихся женщин, каким мучительно трудным чувством они были связаны?

Трудно сказать, почему ощущение от поездки на землю Израиля остаётся таким щемящим. Я увидела, как эту землю раскапывают, как раскрывают её прошлое. Видела, с какой тщательностью и отдачей, как разумно и грамотно обустраивают эту землю во имя сегодняшнего дня, в надежде на день будущий.

Благодарность за годы удивительной дружбы, за счастье побывать на земле Израиля я адресую бесценной Кире и её семье.

Глава двадцать первая

После того как председатель общества «Мемориал» города Ухты Аркадий Ильич Галкин закупил и увез в Республику Коми целую партию «Сапожка», из многих северных городов стали приходить письма с описанием схожих судеб и откликами на книгу. А ещё какое-то время спустя из Ухты, Печоры, Княжпогоста, Котласа и других городов последовали приглашения приехать для встреч с читателями. Настойчивее других звали из Финно-угорского центра Сыктывкара:

– Приезжайте. Очень ждём. Оплатим дорогу, оплатим проживание в гостинице…

Не умолкал и зов навестить могилу Коли. Мой возраст и непредсказуемый исход операции, лечь на которую предстояло теперь мне, не давали права на отсрочку. Я согласилась побывать в трёх городах – Сыктывкаре, Княжпогосте и Ухте – и осенью 1996 года собралась в поездку по местам моего прошлого.

В Княжпогост на могилу к Колюшке я до этого ездила в конце августа 1972 года. Предварили эту поездку две встречи. Как-то на Невском я на бегу задержалась взглядом на шагавшей навстречу женщине. Успела подумать: «Как хороша!» И мысль эту тут же сопроводил толчок в сердце. Обернулись мы обе, одновременно. Поначалу скорее угадали, чем узнали друг друга.

– Ванда? Вы?

– Тамара! Где я только вас не искала!

Ванда Разумовская поразила собравшихся у меня вечером знакомых: «Королева!» Год назад у неё обнаружили рак, удалили почку. Эффектная, темпераментная, она яростно сопротивлялась болезни.

Взаимоотношения Ванды с дочерью Кирой интересовали меня более прочего. Трудно было забыть их ссоры, их конвульсивные схватки, после того как Ванда, освободившись из лагеря в 1947 году, отыскала Киру в детдоме в Вологодской области и привезла в Княжпогост.

– В общем, Кира оказалась совсем неплохой дочерью, – сказала в тот раз Ванда. – Но совсем неразвита. Упряма. Даже женщину в ней не могу пробудить. Ей безразлично, как причесаться, что на себя надеть. Самолюбия нет никакого.

– Она и замуж не вышла?

– Господи, да кто возьмет замуж мою убогую дочь?

Месяца через четыре после отъезда Ванды от Киры пришло письмо: «Мамочке совсем плохо. Мамочка не встаёт. Просит апельсины, а их тут не бывает».

Я выслала посылку с лимонами и апельсинами. Кира ответила благодарственным письмом и вскоре сообщила, что Ванда умерла.

Услышав, как я открываю дверь в квартиру, вышла соседка по площадке:

– У меня сидит женщина. Вас дожидается. Говорит, приехала издалека.

Навстречу мне поднялась незнакомка:

– Здравствуйте. Вы меня не помните? Я дочь Ванды Георгиевны Разумовской – Кира.

Я помнила ее двенадцатилетней. Теперь ей было тридцать пять.

Я отвела гостью в ванну: «Прими с дороги душ, пока я что-то приготовлю». Всё показала: «Захочешь воду сделать погорячее – кран справа, похолоднее – другой». Хлопотала на кухне и вдруг поймала себя на том, что не слышу, чтобы в ванне лилась вода. Постучала: «Как ты там?»

Взрослая женщина стояла в ванне раздетая, озябшая, скрестив на груди руки.

– Не получается. Не знаю как…

– Почему же ты не позвала? Почему не постучала?

– Неудобно. Вы же заняты.

Забитость. Самочувствие человека, привыкшего жить где-то сбоку, на краешке стула. Как мучительно, Боже мой! Как знакомо!

– Да что же ты, Киронька? Что же это такое, детка?..

Вечером я осторожно спросила: как было с мамой? Кира не заплакала даже, а, захлебнувшись слезами, жутковато, тоскливо завыла:

– Я так виновата перед мамочкой! Так перед ней виновата!

– Господь с тобой! В чём ты перед ней виновата?

– Мамочка так хотела, чтоб я была умная, чтоб много читала, училась дальше, а я не хотела, не могла. Ей за меня было перед всеми стыдно. Она ведь такая образованная, такая красивая была, так хорошо играла на пианино…

Вот оно, оказывается, как бывает в жизни! «Убогие» дети пронзительно жалели своих красивых матерей. Стыдились собственного несовершенства, не ведая, кто и в чём так неискупимо виновен перед ними.

Подробные рассказы Киры о детдомовской жизни, о помойках, о том, как их лупили и отнимали добытое те, кто был сильнее и подлее, её душераздирающие и безутешные истерики заставили нас с Володей проявить активность. Подыскали ей место воспитательницы в детском саду: диплом Горьковского педагогического техникума давал на это право. В пригороде, с жильём. Но после недолгого раздумья Кира категорически отказалась:

– А как же мамочкина могила?

– Будешь ездить на могилу в отпуск.