Жизнь (СИ)

Селесу с Жереном мы ждали долго. Дошка сидела за столом и роняла голову на сложенные руки, засыпая. Я качала заснувшую Анни, изредка шевелила угли в печи кочергой, чтобы было хотя бы немного светлее. Но они почти прогорели и превратились в пепел.

Пару раз мы слышали шум где-то далеко на улице, и с тревожным ожиданием смотрели друг на друга. Но шум быстро стихал и воцарялась спокойная ночная тишина.

— Тук-тук, это мы! Открывайте!

Голос Жерена за дверью раздался совершенно неожиданно. А может быть я просто задремала в ночной тиши.

— Мамка! — Вскочила Дошка и кинулась к двери.

— Все хорошо, дочка, — голос Селесы был спокоен и безмятежен, — открывай.

Засов мы отодвигали вместе. Селеса зашла, по хозяйски оглядела кухню. Жерена за ее спиной уже не было. Наверное, он ушел.

— А где дети? — спросила она глядя на Дошку.

— Спят. Мы с тетькой Елькой их уложили, — зевнула девочка и прижалась к материным коленям. — Мам, а тетька Елька нас накормила… мы ели борьсч… вкусный… с мясом…

— Хорошо, — голос Селесы смягчился, и она впервые взглянула на меня. В ее усталых глазах я увидела благодарность и признательность. — Ты тоже иди, дочка. Я сама поем…

Дошка кивнула и, еще раз прижавшись к маминым коленям, побрела в горницу.

Я тем временем налила Селесе борща. Она отодвинула тарелку

— Сейчас Жерен придет. Ему надо.

— У меня еще есть, — улыбнулась я. — Хватит. Что случилось? Почему вы так долго?

— Ох, — вздохнула Селеса, принимаясь за еду, — сегодня вечером в городе такое творилось… девок побили без счета… которых сразу убили, которых в управу сволокли, чтоб вознаграждение получить. На площади, аккурат как вино разливать стали, беспорядки начались. Люди друг на друга стеной шли, смертным боем дрались. И, главное, никто же не знает зачем. Просто так… сидели пили вместе, а потом с кулаками набросились.

Я ахнула… картина вырисовывалась страшная.

— Гирем всех своих собрал, да улицы патрулировать отправил, стражники-то не справляются. Вот Жерен, почитай всю ночь по городу пробегал. Мне сказал, чтобы не вздумала из харчевни высовываться. Мол, за детьми Елька присмотрит. Я переживала, конечно. Побежала бы, коли знала бы, что живой добегу. Я же, уж прости, не слишком тебе доверяла. Чужая же ты совсем. А как утром Жерен прибежал, да велел тебя на постой пустить, так я и вовсе невесть что подумала. Прости ты меня. Вижу ты баба хорошая, правильная. Уживемся, — улыбнулась она, отодвигая пустую чашку.

Я только открыла рот, чтобы спросить, зачем Жерену было прибегать к ней, если меня отправил дед Вихто, как она перебила меня:

— Говорят, — зашептала она еще тише, — король-то не по праву трон занял. Потому и людям покоя нет. И не будет… много людей погибнет, пока принцесса Елина не вернется… ходят слухи, что оговорили ее… обманули народ… вокруг пальца обвели…

От услышанного меня ослабли колени, и я плюхнулась на лавку. В ушах зашумело, а Селеса вдруг рассмеялась:

— Но я бы в эти сказки не верила. Мало ли, что народ болтает. Верно?

Стук в дверь, избавил меня от необходимости отвечать. Вернулся Жерен. Он улыбался и что-то говорил, но у меня в ушах стояли слова произнесенные Селесой…

Глава 22

Спала я плохо. Меня мучили кошмары. Вчера Жерен рассказал, что драки и побоища вспыхнули не только у нас. Девушек со светлыми волосами гоняли и в Среднем городе, и даже в Верхнем напали на нескольких девиц из прислуги.

Потому почти всех стражников забрали в верхние районы, оставив Нижний город на откуп людям Гирема. Вчера ночью Жерен ушел снова сразу после ужина, велев нам задвинуть засов, ложиться спать и не выходить до утра даже по нужде. Сказал, что в ремесленной слободе более-менее спокойно, и можно не бояться, что начнут жечь дома.

Спокойствия такое заявление, конечно, не добавило. Бледная, как простыня Селеса, отправила меня спать, сказала, что мне нужно после родов восстанавливаться, а сама осталась караулить.

— Мам, — утром меня разбудил шепот Лушки, — мам! Я хочу гулять! Миха с Сиргой меня звали!

— Иди, — зевнула я. В комнате было совсем светло. — Только со двора ни ногой.

— Одень меня! — в тоне сына проскользнули повелительные нотки принца Фиодора. Я вздохнула. Это и следовало ожидать. Самое страшное позади, ребенок успокоился и его поведение возвращалось к норме. К своей, привычной норме.

— Ты, Лушка, сам одевайся, — показательно зевнула я снова. Сна не было ни в одном глазу. Если так будет продолжаться дальше, мальчишка может нас выдать, — ты же не принц. Ты кухаркин сын.

— Я не хочу быть кухаркиным сыном, — возмутился мальчишка. — Я хочу быть собой!

— Хорошо, — кивнула я, — но если сегодня ты будешь принцем Фиодором, то не пойдешь играть с Сиргой и Михой. Принцы не играют с простыми детьми, а подходящих по статусу рядом нет. Будешь весь день сидеть в комнате один. Поэтому подумай хорошенько, чего ты хочешь больше: быть принцем или играть с ребятами.

Лушка обиженно насупился. Он тщательно обдумал мое предложение и со вздохом согласился:

— Ну, ладно, я еще один день побуду Лушкой…

— Тогда одевайся сам, — кинула я на штаны, лежащие на полу.