Жизнь творимого романа. От авантекста к контексту «Анны Карениной»

Обещанный аграрный переворот в оренбургских степях не задался. Продажа бесхозных земель повлекла за собой разгул спекуляции. Местные учреждения по крестьянским делам (как новоиспеченные «свободные сельские обыватели», официально уже не «инородцы»[673], башкиры по делам землевладения находились в их ведении) чинили прямые злоупотребления — земли скупались за бесценок, валом, без требуемой законом фиксации остающегося за сельским обществом надела. Незадачливые продавцы оказывались безземельными пауперами, тогда как их бывшие владения перепродавались или сдавались в аренду по куда большей цене. А с середины 1870‐х годов кризис усугубился новым распоряжением правительства — крупные участки из состава башкирских земель, «отрезанных в запас», а также другие казенные угодья могли продаваться по исключительно льготной цене или быть высочайше пожалованы отличившимся на службе лицам[674]. То была эпоха плутократических стандартов, когда материальная составляющая царской милости должна была состязаться с новыми, быстро прививавшимися способами обогащения, а потому резервуар ее настоятельно требовал пополнения. На этой-то стадии операций с башкирскими землями к ним подключается Министерство государственных имуществ (МГИ), ведавшее земельной собственностью казны: для отчуждения в частные руки такого рода объектов было недостаточно санкции генерал-губернатора.

Между тем — вернемся в творимый текст романа — ведомство, где служит (на одной из высших должностей) Каренин, более или менее четко маркируется именно как МГИ, и намечается эта соотнесенность в процессе писания тогда, когда автор расширяет сцену с героем, ищущим самоутверждения в служебных предприятиях. В вышедшем до этого времени, в январе — апреле 1875 года, первом «сезоне» читатель не мог узнать чего-либо определенного о министерских и комитетских занятиях Каренина. А вот в одной из датируемых концом 1875 года правок в главе с Карениным, по сюжету здесь еще отправляющимся на ревизию сразу после признания Анны, уже обозначен географический аспект его компетенции: «[В]ернувшись в Петербург, тотчас устроил для себя ту поездку <по губерниям> в одну из дальних губерний, которую он и прежде считал необходимою для дела <…>»[675]. Возможно, деталь вводилась прежде всего для придания большей достоверности его долгому отсутствию, в период которого зреет развязка семейной драмы (в ОТ Каренин в течение этих нескольких месяцев отсутствующе присутствует дома, поглощенный службой). Но если и так, деталь эта помогла конкретизировать обрисовку Каренина как бюрократа. «Дальние губернии» — это восточное или юго-восточное направление, «внутренняя периферия», удаленная и от столиц, и от границ с Европой. По пятам за этой версией следует уже цитированная редакция, где появляется определение «окраина» — «рассматривался вопрос об устройстве одной из окраин России, о котором были самые разнородные мнения»[676], — и где Каренин еще среди тех, кому нужно, «чтобы все было хорошо», а не застрельщик критики статус-кво. Наконец, в автографе с Карениным, затевающим свою чиновничью эскападу, налицо инородцы в их «плачевном состоянии», представляющие для его ведомства интерес по смежности компетенций, и орошение в некоей Зарайской губернии[677], за которое оно, ведомство, отвечает непосредственно.

Последнее — весомая «улика». Именно в то десятилетие МГИ, из ведения которого в 1866 году вышло более 20 млн государственных крестьян (аналог освобождения крестьян помещичьих), сосредоточило усилия на развитии эксплуатации природных богатств и создании условий для повышения агрикультуры. В этих рамках снаряжались исследовательские экспедиции и проводилась мелиорация земель, включая ирригацию в степной зоне; к естественным водоемам хотя бы в теории стала прилагаться концепция публичной собственности, и эксперты министерства готовили проект «общего водного закона», который должен был упростить прокладку дренажных и оросительных каналов через частновладельческие прибрежные земли[678]. Тогда же заговорили о крупномасштабной ирригации в новозавоеванной Средней Азии[679]; как раз в 1876 году уже знакомый нам великий князь Николай Константинович, наказанный статусом душевнобольного за девиантное поведение, но еще не утративший надежды на реабилитацию в качестве полноправного члена правящей семьи, составлял записку о необходимости соединения Амударьи с Каспийским морем[680]. Разные ирригационные начинания слагались в новаторскую — хотя далеко не всегда и везде успешную — попытку привнести научно обоснованный технократизм в функции бюрократии. Одним словом, оба дела, над которыми размышляет Каренин, вовсе не были рутинными службистскими докуками, а, наоборот, относились к животрепещущим материям государственного управления той поры, несводимым к чиновничьему своекорыстию.