Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Видимо, душа нашего любимца и является этим местом отдохновения и успокоения нашей — постоянно мечущейся вовне и внутри — души, ее сладостным приютом, райским садом.

Относительно исторической взаимосвязи человека и собаки существует красивая легенда. Когда-то люди и животные были едины, жили вместе и говорили на одном языке, но потом Бог решил разделить их. Он повелел людям и животным разойтись и встать напротив друг друга.

Когда те выполнили повеление Всевышнего, между ними разверзлась непреодолимая пропасть. В последний миг собака перепрыгнула расширяющуюся пропасть и встала рядом с человеком — она не представляла своей жизни без него.

Муж сказал мне как-то, что все кобели — жители одной планеты, а каждая из сук — целая галактика. Я счастливо существовала в галактике Анфисы, пока в ней не пробудилась Черная Дыра. Она поглощала и уничтожала мою галактику, мою Анфису. Но я была уверена, что не отдам борзую этому ненасытному мраку — отстою и вымолю ее. Мною двигали потайные чувства, происходившие из внутренней человеческой составляющей — той, которую разум так и не охватил до конца. Я не столько мыслила, сколько ощущала.

К концу июля счет операций достиг пяти. После пятой каждые две недели опухоль разрасталась так стремительно, что у Анфисы с одной, наболевшей, стороны щипец увеличивался вдвое. Поить собаку даже при помощи аптечной груши стало вовсе не простым делом. В качестве еды годился лишь мягчайший говяжий паштет из баночек детского питания.

Операции приходилось повторять и повторять, спустя каждые четырнадцать дней. Анфиса отъедалась первую неделю и голодала вторую. Мы стали выводить девочку на прогулки или рано утром, или поздно вечером, когда на улице становилось темно и не было людей. Мы опасались показывать Анфису соседям: вдруг они испугаются опухшей головы девочки и потребуют ее усыпить.

Анфиса страдала, оставаясь дома, когда выводили кобелей. Она обиженно смотрела на меня, а я ласково объясняла, что так надо, и мы отгуляем свое, когда стемнеет.

Приближаясь к ночи, при нежном лунном свете мир становился нашим. В нем не было посторонних глаз, и он дарил покой. Анфиса не отходила теперь далеко от дома, и мы располагались на траве у дороги. Мимо изредка проскальзывали автомобили. Мы вдыхали в темноте прохладу надвигавшейся ночи и запахи растущих вокруг полевых цветов. Никто и ничто не тревожило нас в эти мгновения. Высокие фонарные столбы вдоль дороги были отключены из-за ведущегося неподалеку строительства. Луна единственная озаряла лимонным сиянием плывущие ночные облака и наши души. Мрачные облака светлели, проплывая под луной, и чернота спадала с них в лунном свете. Я шептала на ушко Анфисе: «Люблю тебя!!!» Выслушав признание, борзая нежно лизала мои руки, а я взывала клуне: «Помоги нам, помоги!!!»

Есть же в ночном мраке светящийся лунный просвет! Значит, и у нас с девочкой остается надежда. Она существует всегда, пока верим. Веру дает любовь. Я любила Анфису всем естеством, следовательно, могла поверить. И поверила. Поверила, вопреки прагматизму действительности. Я поверила в то, что Анфиса не покинет меня и мы не расстанемся. Не для разлуки мы нашли друг друга в бесконечной Вселенной. Так было предначертано в вечной книге жизней. Просто у Высших Сил много дел, и они нечаянно нас проглядели.

Во мне созрело понимание, что я не могу жить, без моей борзой. К свету пробудился новый, доселе неизвестный мне человек. Он был наивен, прост и светел, как нарождающийся новый мир. Мои представления о жизни претерпели коренные изменения. Присущие и мне человеческие задатки к эгоизму, зависти, самолюбованию, стяжательству и другим — пустым и гнусным — качествам канули в лету. Главенствующим стало душевное равновесие. Обычная земная жизнь без причуд и излишеств, без славы и богатства, но с близкими и родственными душами — была теперь для меня высшим благом. Обыденность бытия обрела смысл и значение.

Мы уже счастливы, если здоровы, сыты, одеты, согреты и можем каждодневно общаться с любимыми, заботиться о них, а еще немного творить, то есть воплощать свои знания и таланты в жизнь. Мы не всегда об этом знаем или помним — что очень жаль, — но узнаем и вспоминаем, когда случается несчастье. И становимся безутешны. Правда, беда может нагрянуть и в случае, если мы никогда не забывали о своем счастье. Но тогда нас хранит благая память. Она-то знает, что мы жили полно, любили ежесекундно, находили радости в повседневности, не унывали из-за ерунды и восхищались каждым рассветом и закатом — так, как будто видели их в первый и последний раз.

Для всех Анфиса была безнадежна, но не для меня. Я любила ее так, как не любила до нее никого. Мое чувство к борзой было сильнее ранее испытанных чувств. Больше всех я любила собаку. Так случилось — и все тут. Подло и безнравственно было бы стесняться настоящего чувства. Я и не стесняюсь: самой большой любовью моей жизни стала русская псовая борзая Анфиса. Она была подарена мне судьбой, которой я говорю: «Огромное спасибо!»