Читаем Жизнь в эпоху перемен (1917–2017) полностью

Поэт Алексей Сурков, позже широко прославившийся военными стихами («Бьется в тесной печурке огонь…»), вдребезги раскритиковал современное искусство, излишние чувствования обозвал «лимонадной идеологией», популярнейший фильм «Веселые ребята» назвал издевательством над реальной жизнью.

Талантливая и весьма знаменитая тогда революционная писательница Лидия Сейфуллина призывала писателей к большей ответственности в сочетании с самостоятельностью, а то, как сказала она, «нынче писатель не прочь и корректуру своих произведений возложить на Политбюро».

Многие из выступавших ругали критику, говорили об ее безответственности и безнаказанности, и что надо бы навести тут порядок… Это тоже, наверное, вселило в Зощенко некоторые надежды… может быть, не будут теперь так грубо, и главное, так глупо, ругать?!

Я, побывав в своей жизни на писательских съездах, правда, значительно более поздних, скажу, что на их фоне I съезд даже в стенограмме сильно выигрывает! Было за чем следить и даже на что надеяться, порой даже искренне восхищаться, хотя было и чего пугаться. В общем — роман! Да и действующие лица какие!

Выступили на съезде Пастернак, вполне лояльно и даже революционно, Маршак (с безошибочной речью: надо больше писать для детей!), Луговской, знаменитые зарубежные писатели, выразившие свое восхищение переменами, происходящими в стране… Выступил один из лучших наших писателей — Юрий Олеша, один из немногих, с кем Зощенко дружил. Вот цитата из речи Олеши:

«Мне трудно понять тип рабочего, тип героя-революционера. Я им не могу быть. Я хочу создать тип молодого человека, наделив его лучшим из того, что было в моей молодости.»

Суть речи Олеши — «я не могу почувствовать себя в чужой шкуре»… но — попробовать обещал. Своей яркостью, неординарностью, неуправляемостью они были похожи с Зощенко. Обоих пытались «перековать», но переживали они это по-разному. Олеша страдал демонстративно — пил, дерзко острил, сделав и из своей гибели красочное шоу. Зощенко все переживал внутри себя. Олеша уже написал тогда свое лучшее произведение — роман «Зависть», где на примере двух братьев Кавалеровых ясно показал, что художественное творчество — и советская (или всякая?) власть несовместимы и даже враждебны. Роман полон красоты — но она вся в руках у гибнущего, аморального, спивающегося брата Ивана Кавалерова.

Потом Олеша написал еще несколько гениальных рассказов — но ничего, равного «Зависти»… Зато — подтвердил главный тезис своей повести (писателю часто приходится отвечать за свой текст) — власть не любит искусство, а искусство — не любит власть. Потом Олеша на многих застольях, которые он очень любил, повторял: «Они думали, что „Зависть“ — это начало, а „Зависть“ — это конец». Олеша прожил долгую жизнь, был признанным королем веселых компаний и порой, как Иван Кавалеров, даже бравировал своей «продажностью» (писал программы для цирка). Но, как говорится — «талант не пропьешь»: в самом конце его жизни, в «оттепель», появились замечательные его заметки — «Ни дня без строчки», и только после смерти был опубликован горький его дневник.

Неразрешимый конфликт — власть не терпит неугодных — уже ощутили многие. Однако, к счастью (к их счастью), не все были так ярко-талантливы, как Зощенко и Олеша, и «ломать» им свой дар не пришлось — писали, «что надо». Правда — писали, «что надо», и талантливые… например Валентин Катаев. Каждый выживал, как мог — в силу своего дара, и характера, и под воздействием обстоятельств.

Кто же «нормальный» советский писатель? Был ли вообще такой? Рассмотрим, к примеру, судьбу одного из самых «увенчанных»: писателя Павленко. Сначала он показал себя весьма одаренным, написал несколько интересных документальных книг. Во время Великой Отечественной войны, спасаясь после разгрома нашей армии в Крыму, переплывал на бревне Керченский пролив, сильно простудился и заработал сильнейший туберкулез. Поэтому после войны жил в Крыму. Ясно, что жизнь его висела на волоске (даже в смысле здоровья) — зачем рисковать? Это гении всегда «идут до упора», талант диктует, он сильнее их… А «средний» писатель сюжеты ищет с трудом — так почему же не воспользоваться, если подсказывают? тем более — «с самого верху»? Каждый ловит свое «бревно», чтобы доплыть. И так, «спасаясь», Павленко писал романы, и почти каждый из них получал Сталинскую премию! Причем, чем меньше был роман похож на реальную жизнь — тем выше его возносили!

Перейти на страницу:

Все книги серии 100 лет великой русской революции

Адвокат революции
Адвокат революции

Исторический детективный роман литератора и адвоката Никиты Филатова посвящен 150-летию судебной реформы и столетию революционных событий в России. В основе романа — судьба реального человека, Владимира Жданова, который в самом начале двадцатого века, после отбытия царской ссылки за антиправительственную агитацию стал присяжным поверенным. Владимир Жданов защищал на публичных судебных процессах и террориста Каляева, и легендарного Бориса Савинкова, однако впоследствии сам был осужден и отправлен на каторжные работы. После Февральской революции он стал комиссаром Временного правительства при ставке командующего фронтом Деникина, а в ноябре был арестован большевиками и отпущен только после вмешательства Ульянова-Ленина, с которым был лично знаком. При Советской власти Владимир Жданов участвовал на стороне защиты в первом публичном судебном процессе по ложному обвинению командующего Балтийским флотом адмирала Щастного, в громком деле партии социалистов-революционеров, затем вновь был сослан на поселение новыми властями, вернулся, работал в коллегии адвокатов и в обществе Политкаторжан…Все описанные в этом остросюжетном романе события основаны на архивных изысканиях автора, а также на материалах из иных источников.

Никита Александрович Филатов

Детективы / Исторический детектив / Исторические детективы
Мадонна с револьвером
Мадонна с револьвером

Террористка Вера Засулич, стрелявшая в 1878 году в градоначальника Ф. Ф. Трепова, полностью оправдана и освобождена в зале суда! По результатам этого процесса романтика террора и революции явственно подкрепилась ощущением вседозволенности и безнаказанности. Общество словно бы выдало своим гражданам «право на убийство по убеждению», терроризм сделался модным направлением выражения протеста «против угнетателей и тиранов».Быть террористом стало модно, прогрессивная общественность носила пламенных борцов на руках, в борцы за «счастье народное» валом повалила молодежь образованная и благополучная, большей частью дворяне или выходцы из купечества.Громкой и яркой славы захотелось юным эмансипированным девам и даже дамам, которых игра в революцию уравнивала в правах с мужчинами, и все они, плечом к плечу, взялись, не щадя ни себя, ни других, сеять смерть и отдавать свои молодые жизни во имя «светлого будущего».

Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза