Жизнь в эпоху перемен (1917–2017)

В моей памяти сохранился лишь небольшой фрагмент романа Павленко «Счастье» — самого прославленного и награжденного. И то, должен признаться, фрагмент этот сохранился в моей памяти благодаря фильму. Итак (извините меня за слабость памяти, помню лишь одну картинку, и вы сейчас поймете, почему)… Герой (как зовут его, не помню) ранним утром идет (откуда, не помню) по привольной степи. Помню лишь, что он несет свой пиджак, закинув его за спину, придерживая за вешалку большим пальцем. Так модно было тогда ходить. Встает солнце, все озаряет. И вдруг герой останавливается, потрясенный. А еще бы — нет! В голой степи, озаренный восходом, стоит Сталин в белом кителе! Точней, не стоит, а роет лопатой ямку в земле. И сажает в нее деревце! Тогда как раз актуальной темой для писателей была тема лесозащитных полос. Вождь приветливо подзывает героя, ласково расспрашивает, что и как… Дальше — не помню. Но этого уже и достаточно, я считаю. Вот это и был «средний советский бред»… сейчас бы сказали — «бренд». Если бы Зощенко такое писал — получился бы смех. Поэтому Зощенко опасались.

Длился тот съезд необыкновенно долго (больше такого не было). И несколько последних дней выступающие читали исключительно решения и постановления. Съезд столбовую дорогу определил: «социалистическийреализм». Причем подчеркивалось, что это направление не только допускает, но даже считает необходимым разнообразие стилей и дарований. Какой это «реализм», мы видим на примере Павленко. Почему-то большинство писателей из всего предлагаемого изобилия выбрали именно такой путь.

Конечно, Зощенко чувствовал себя среди них «белой вороной»… но стать «черной» ему так и не удалось. Надеялся стать хотя бы «серой»… Это, если и удалось ему, то далеко не сразу.

Что думали писатели на съезде — на самом деле? Скажете, это узнать невозможно? Ан нет! Возможно! «Глаза и уши» партии работали неустанно. И вот — сейчас многое, долгое время засекреченное, рассекречено. И мы можем узнать, что думали и говорили между собой писатели на съезде — благодаря неустанной работе сотрудников ГПУ, затерявшимся среди делегатов.

Новиков-Прибой, согласно их донесениям, сказал (разумеется, в кулуарах), что суть съезда — одна: «Да здравствует Горький!». Пришвин, певец природы, оказывается, говорил: «Все думаю, как бы поскорее уехать — скука невыносимая! Живое — только доклады Радека и Бухарина». Еще Пришвин, как певец природы, сказал о происходящем: «Отцвело, не успев расцвесть». Бабель, оказывается, изрек: «Единодушие из-под палки». Жить ему осталось недолго… К свержению строя никто из писателей не призывал… или это в другой, еще не рассекреченной папке. Обнаружено было также несколько враждебных листовок, подброшенных на съезд. В одной из ныне рассекреченных сказано: «СССР уже 17 лет находится в состоянии, абсолютно исключающем какую-либо возможность свободного высказывания».

Но есть и другое мнение. Вот письмо А. Жданова, одного из главных идеологов, написанное Сталину 28 августа 1934 года, вскоре после съезда: «Съезд хвалят все, вплоть до неисправимых скептиков и иронизеров, которых так немало в писательской среде».

Нелюбовь свою к писателям-иронизерам Жданов сумел показать в полной мере, погубив Зощенко… Но в том письме после съезда Жданов признал с партийной прямотой, что коммунисты выступили на съезде бледнее, серее, чем беспартийные, но он «не согласен с мнением Горького о том, что коммунисты не имеют никакого авторитета в писательской среде».

С «мнением Горького», скорей всего, не согласился и Сталин: после съезда Горький был отстранен от «больших дел», и в 1936 году умер… потом чекисты докажут, что его убили врачи-вредители.

А насчет того, что «съезд хвалят все»… причины для этого, безусловно, были. Надо сказать — советская власть пришла на съезд не с пустыми руками. В одной ее руке, безуловно, был кнут, но в другой — пряник. «Работайте… и не пожалеете!» Подготовка, надо сказать, была капитальной. Писателей, безусловно, соблазняли. Питание делегатов производилось в ресторане в Большом Филлиповском переулке (в наши дни это ресторан «Центральный»). К услугам делегатов было 25 автомобилей (для самых именитых и «выслужившихся»), 6 автобусов, 5 грузовиков (это уже, я думаю, для самых неказистых). Проводились вечера национальной литературы в лучших залах Москвы, совместные ужины, для желающих — встречи с известными академиками, раздавались бесплатно билеты в театры, включая Большой, всех бесплатно фотографировали — и наутро вручали фотографии… Да — думаю, нынче уже такого не осуществить!

Мало кто из писателей удерживался от соблазнов, пили, ели… и многие, видимо, думали: «Ну что ж — подхарчимся, отметимся в „главных писателях“. А там — поглядим».